Моим товарищам не надобно удачи!Мои товарищи добьются своего!2
Андрею Вознесенскому
Когда моих товарищей корят,я понимаю слов закономерность,но нежности моей закаменелостьмешает слушать мне, как их корят.Я горестно упрекам этим внемлю,я головой киваю: слаб Андрей!Он держится за рифму, как Антейдержался за спасительную землю.За ним я знаю недостаток злой:кощунственно венчать «гараж» с «геранью»,и все-таки о том судить Гераклу,поднявшему Антея над землей.Оторопев, он свой автопортретсравнил с аэропортом, — это глупость.Гораздо больше в нем азарт и гулкостьнапоминают мне автопробег.И я его корю: зачем ты лих?Зачем ты воздух детским лбом таранишь?Все это так. Но все ж он мой товарищ.А я люблю товарищей моих.Люблю смотреть, как, прыгнув из дверей,выходит мальчик с резвостью жонглера.По правилам московского жаргоналюблю ему сказать: «Привет, Андрей!»Люблю, что слова чистого глоток,как у скворца, поигрывает в горле.Люблю и тот, неведомый и горький,серебряный какой-то холодок.И что-то в нем, хвали или кори,есть от пророка, есть от скомороха,и мир ему — горяч, как сковородка,сжигающая руки до крови.Все остальное ждет нас впереди.Да будем мы к своим друзьям пристрастны!Да будем думать, что они прекрасны!Терять их страшно, бог не приведи!
Маленькие самолёты
Ах, мало мне другой заботы,обременяющей чело, —мне маленькие самолетывсе снятся, не пойму с чего.Им все равно, как сниться мне:то, как птенцы, с моей ладониони зерно берут, то в домеживут, словно сверчки в стене.Иль тычутся в меня ониносами глупыми: рыбешкатак ходит возле ног ребенка,щекочет и смешит ступни.Порой вкруг моего огняони толкаются и слепнут,читать мне не дают, и лепетих крыльев трогает меня.Еще придумали: детьмико мне пришли, и со слезами,едва с моих колен слезали,кричали: «На руки возьми!»