Весело при снегопадеслышать, как вечный диктантвдруг достигает тетради…
* * *
Завидна мне извечная привычкабыть женщиной и мужнею женою,но уж таков присмотр небес за мною,что ничего из этого не вышло.Храни меня, прищур неумолимый,в сохранности от всех благополучий,но обойди твоей опекой жгучейдвух девочек, замаранных малиной.Еще смеются, рыщут в листьях ягоди вдруг, как я, глядят с такой же грустью.Как все, хотела, и поила грудью,хотела — медом, а вспоила — ядом.Непоправима и невероятнав их лицах мета нашего единства.Уж коль ворона белой уродится,не дай ей бог, чтоб были воронята.Белеть — нелепо, а чернеть — не ново,чернеть — недолго, а белеть — безбрежно.Все более я пред людьми безгрешна,все более я пред детьми виновна.
* * *
Я школу Гнесиных люблю,пока влечет меня прогулкапо снегу, от угла к углу,вдоль Скатертного переулка.Дорожка — скатертью, богаткрахмал порфироносной прачки.Моих две тени по бокам —две хилых пристяжных в упряжке.Я школу Гнесиных люблюза песнь, за превышенье прозы,за желтый цвет, что ноябрюпредъявлен, словно гроздь мимозы.Когда смеркается досугза толщей желтой штукатурки,что делает согбенный звуквнутри захлопнутой шкатулки?Сподвижник музыки ушел —где музыка? Душа погасладля сна, но сон творим душой,и музыка не есть огласка.Не потревожена смычкоми не доказана нимало,что делает тайком, молчкомее материя немая?В тигриных мышцах тишиныона растет прыжком подспудным,и сны ее совершенысокрытым от людей поступком.Я школу Гнесиных люблюв ночи, но более при свете,скользя по утреннему льду,ловить еду в худые сети.Влеку суму житья-бытья —иному подлежа влеченью,