возвышенно бредет дитяс огромною виолончелью.И в две слезы, словно в бинокль,с недоуменьем обнаружу,что безбоязненный бемольпорхнул в губительную стужу.Чтобы душа была чиста,и надобно доверье к храму,где чьи-то детские уставовеки распевают гамму,и крошка-музыкант таков,что, бодрствуя в наш час дремотный,один вдоль улиц и вековвсегда бредет он с папкой нотной.Я школу Гнесиных люблю,когда бела ее оградаи сладкозвучную ладьюколышут волны снегопада.Люблю ее, когда веснавелит, чтоб вылезли летуньии в даль открытого окнадоверчиво глядят певуньи.Зачем я около стою?Мы слух на слух не обменяем:мой — обращен во глубь мою,к сторонним звукам невменяем.Прислушаюсь — лишь боль и резь,а кажется — легко, легко ведь…Сначала — музыка. Но речьвольна о музыке глаголить.
* * *
У тысячи мужчин, влекомых вдоль Арбатазаботами или бездельем дня,спросила я: — Скажите, нет ли брата,меж всеми вами брата для меня?— Нет брата, — отвечали, — не взыщите. —Тот пил вино, тот даму провожал.И каждый прибегал к моей защитеи моему прощенью подлежал.
Стихотворение, написанное давным-давно
Пятнадцать мальчиков,а может быть, и больше,а может быть, и меньше, чем пятнадцать,испуганными голосами мне говорили:«Пойдем в кино или в музейизобразительных искусств».Я отвечала им примерно вот что:«Мне некогда».Пятнадцать мальчиковдарили мне подснежники.Пятнадцать мальчиков мне говорили:«Я никогда тебя не разлюблю».Я отвечала им примерно вот что:«Посмотрим».Пятнадцать мальчиковтеперь живут спокойно.Они исполнили тяжелую повинностьподснежников, отчаянья и писем.Их любят девушки — иные красивее, чем я,иные некрасивей.Пятнадцать мальчиковпреувеличенно свободно,а подчас злорадноприветствуют меня при встрече,приветствуют во мне при встрече