свое освобождение,нормальный сон и пищу…Напрасно ты идешь, последний мальчик.Поставлю я твои подснежники в стакан,и коренастые их стебли обрастутсеребряными пузырьками.Но, видишь ли, и ты меня разлюбишь,и, победив себя, ты будешь говоритьсо мной надменно,как будто победил меня,а я пойду по улице, по улице…
* * *
Моя машинка — не моя.Мне подарил ее коллега,которому она мала,а мне как раз, но я жалелаее за то, что человекобрек ее своим повадкам,и, сделавшись живей, чем вещь,она страдала, став подарком.Скучал и бунтовал зверек,неприрученный нрав насупив,и отвергал как лишний слогвысокопарнейший мой суффикс.Пришелец из судьбы чужойпереиначивал мой почерк,меня неведомой душойотяготив, но и упрочив.Снесла я произвол благойи сделаюсь судьбой моею —всегда желать, чтоб мой глаголбыл проще, чем сказать умею.Пока в себе не ощутишьпоследней простоты насущность,слова твои — пустая тишь,зачем ее слагать и слушать?Какое слово предпочестьсловам, их грешному излишку —не знаю, но всего, что есть,упор и понуканье слышу.
Москва ночью при снеге
(отрывок)
Родитель-хранитель-ревнитель души,что ластишься чудом и чадом?Усни, не таращь на луну этажи,не мучь Александровским садом.Москву ли дразнить белизною Афинв ночь первого сильного снега?(Мой друг, твое имя окликнет с афишиз отчужденья, как с неба.То ль скареда-лампа жалеет огня,то ль так непроглядна погода,мой друг, твое имя читает меняи не узнает пешехода.)Эй, чудище, храмище, больно смотреть,орды угомон и поминки,блаженная пестрядь, родимая речь —всей кровью из губ без запинки.Деньга за щекою, раскосый башмакв садочке, в калине-малине.И вдруг ни с того ни с сего, просто так,в ресницах — слеза по Марине…
* * *
Стихотворения чудный театр,нежься и кутайся в бархат дремотный.