– Это ведь вы подняли неупокоенное железо? – напрямую спросил я. – Я не спрашиваю, как вы это сделали, вы же, я слышал, магистка, а я в магии, к сожалению, не силен.
– Я, – просто ответила она. – Всего-то несколько железяк, на большее сил не хватило. И что из этого?
– Зачем? – Я был удивлен, что все так просто. Эта женщина имела какое-то отношение к Междумирью, поэтому сейчас мы с ней отправимся в город, найдем Авдея с его аймой, тот быстренько отправит нас домой, то есть в «контору», и пускай с ней шеф разбирается. Или кто-то еще. Всего и делов-то, как сказал бы Гонзик. А магия ее на меня не действует… почти. Я тогда не соврал, когда сказал, что у меня иммунитет. Как и у всякого порядочного штатного героя.
– Хотела сделать этот мир хоть немного лучше, – упрямо сощурившись, ответила она, закуривая длинную тонкую сигарету. – Почему в любой ветви России, в любой ее ипостаси, властвует всякое дерьмо?
– Ну и как, получилось? – ехидно спросил я. Насчет дерьма я промолчал. Наверное, потому, что был с ней в чем-то согласен.
– Теперь нет, – зло отозвалась она. – Теперь уже не получилось.
– Вот и хорошо, – примирительно сказал я. – Значит, мы все-таки прибыли сюда вовремя.
– Вы ничего не поняли, господин герой. – Госпожа Арней, презрительно и прозрачно сощурившись, посмотрела мне прямо в глаза. Слово «герой» она произнесла явно с маленькой буквы. Все-таки она меня раскусила, только я ведь ее первый раскусил, а значит, ее презрение меня не касается. Это от бессилия. Вообще герои не ведут себя как добрые или злые следователи, не по понятиям это, но с другой стороны – куда мне было деваться?
– Чего уж тут понимать-то, – начиная понемногу ненавидеть сам себя, пробурчал я. Все-таки пробила мою защиту, стерва этакая. – Собирайтесь, госпожа Арней, можно без вещей, только оденьтесь потеплее, холодно ведь, апрель на дворе.
– Поздно вы явились, – мстительно произнесла она и даже улыбнулась. – Поздненько. И вам еще долго придется наводить порядок в этом несчастном мире, только у вас все равно ничего не получится.
И расплакалась.
Вот тут меня пробило, можно сказать, навылет. Не выношу плачущих женщин, пусть даже они вдребезги разбивают мировой порядок. Плохой я все-таки герой, видимо. Потому что, вместо того чтобы сгрести госпожу Арней в охапку, немедленно найти Авдея с его гитарой и аймой и отправиться восвояси, я бросился искать коньяк и нашел-таки плеснул в первый же попавшийся фужер и буквально по каплям влил в дрожащие губы госпожи Арней.
…Она успокоилась почти сразу. И стала рассказывать. Про то, как этот дурак Вынько-Засунько нанял бомжей и, движимый старческим рвением, принялся вершить справедливость на свой манер. Про то, как ранил местного бога его же ножом, единственным неуснувшим оружием во всей груде старых железяк, которые она, дура легкомысленная, оставила без охраны в кабинете. И как она соблазнила несчастного старшего сержанта Голядкина, бедного чижика-пыжика, чтобы забрать его будущее, получить хоть немного силы и упокоить проклятую железку, пока не случилось беды.
– Кстати, а почему же не упокоили? – сурово спросил я, как и полагается настоящему следователю. – Вы же забрали его будущее, я сам видел, как этот несчастный старший сержант мается.
– Ничего я не получила, – почти крикнула госпожа Арней. – Ничегошеньки! У него не было будущего, понимаете? Не было. Он сам его уничтожил, когда после университета пошел в милицию.
Немного успокоившись, она принялась рассказывать дальше. О том, как местный бог, ее пращур, и при жизни отличавшийся довольно вздорным характером, оскорбился и в отместку разбудил каждую неупокоенную железяку в этой несчастной стране. И через шесть-семь часов вокруг будет полным-полно злого железа, а оно, это проснувшееся зло, готово выполнить пожелание любого идиота, лишь бы это было намерением убить или ранить…
Я молча слушал, понемногу понимая, что провалил и это задание, и место мне отныне в самом занюханном мирке, на помойке Межмирья, где я буду заниматься разрешением споров между тамошними бомжами.
Напоследок она посмотрела на меня совершенно сухими глазами, словно и не плакала, и твердым голосом спросила:
– Кто играл сюда дорогу? Бард Авдей?
Я кивнул.
– С этой ледышкой?..
Я понял, кого она имеет в виду, и снова кивнул.
– Тогда вам тоже придется остаться здесь, – спокойно и грустно констатировала она. – Скорее всего навсегда, но теперь, когда проснулось неупокоенное железо, это ненадолго – навсегда. И знаете что, пока есть время, побудьте немного настоящим героем и кавалером, налейте мне еще коньяка, только совсем чуть-чуть. И себе тоже.
Я молча выполнил ее просьбу.
– Теперь мы все вмерзли в этот мир, в эту Россию, милый мой опоздавший герой, – сказала магистка, отхлебнув маленький глоток. – Кстати, вы так и не представились.
– Константин, – угрюмо сообщил я. Похоже, мне предстояло узнать еще что-то очень неприятное.
– Так вот, герой Константин, – продолжала госпожа Арней, – Авдей, конечно, великий бард, но даже вместе со своей Лютой он не сможет вытащить вас отсюда, пусть бренчит на своей гитаре хоть до конца света. Кстати, скорее всего, этого тоже недолго ждать. Потому что Люта – неполная айма, она всего- навсего полуайма барда Авдея. Так же как, впрочем, и я.
Я опешил и даже коньяка глотнул. Между прочим, сразу помогло. Только все равно не знал, что сказать. Ничего себе заявленьице! В голове вертелось дурацкое «нас подставили!». Хотя по сути дела так оно и было. Ну и сволочь же ты, дорогой мой начальничек!
А госпожа Арней сощурилась, словно посмотрела в себя, и тихо сказала:
– Понимаете, сначала у Авдея появилась Люта. Но такому барду, как он, этого показалось мало, и он связал с собой еще и меня. Таким образом, у него стало две аймы, каждая из нас помогала играть ему разные дороги. Но ему и этого показалось недостаточно, и он слил двух айм, двух женщин, в одну- единственную, представляете?
Я, разумеется, не мог представить себе ничего подобного, но на всякий случай кивнул и отхлебнул еще глоточек. Коньяк был хорош!
– Понимаете, ему уже скучно было играть просто дороги, и он принялся экспериментировать с музыкой, – продолжала госпожа Арней. – Он вбил в свою безумную голову, что сможет сыграть путь к Истинному Богу, а может быть – дьяволу. У него ничего не получилось, его гитара рассыпалась в труху, сам он потерял память, а его айма была разорвана! Знаете, как это было больно? Да откуда же вам знать! Сначала из двух сходящих с ума от ревности женщин этот негодяй создает одну, такую, какая нужна ему. Это уже почти невыносимо. А потом эта одна-единственная беспощадно рвется пополам, причем грубо и безжалостно. Из одной любящей женщины, одной аймы, нас снова стало двое. Но это были уже не прежние женщины. Каждая из нас была изуродована, в каждой осталась частица самого Авдея и еще частица другой. Две полуженщины-калеки, две полуаймы. Нас разбросало по разным мирам, по разным ветвям реальности, а что стало с Авдеем – я не знаю. Наверное, его сослали, лишив прошлого, будущего, души, памяти… чего там еще можно лишить? Вот она какова, дорога к Истинному Богу! И вот теперь вы отыскали Люту и каким- то образом уговорили ее вернуться к Авдею. Зачем? Ведь с полуаймой Лютой бард-калека может сыграть дорогу только в одну сторону. Чтобы свободно перемещаться между ветвями реальности, барду нужна полная айма, а не увечная… Поняли теперь?
– Кажется, да, – сказал я, хотя понял далеко не все. Дело обстояло скверно, но какой-то выход, наверное, все-таки имелся. Тем более что теперь мне стало кое-что известно о преступлении, совершенном опальным бардом. Надо же, сыграть дорогу к Истинному Божеству, не слабо… И потом, начальство в лице Сергея Ивановича на что-то надеялось, посылая меня сюда, а значит, надежда была. И связана была эта надежда с опальным бардом Авдеем и двумя его полуаймами. Потому что никаких случайностей во вселенной не бывает, и уж работники нашей службы это знают лучше других.
– А сколько времени у нас до того, как неупокоенное железо проснется окончательно? – задал я наконец
