Читай:Вот повесть об Еварре- человеке,Творце богов в стране за океаном.Затем, что город нес ему металлИ бирюзу возили караваны,Затем, что жизнь его лелеял Царь,Так что никто не смел его обидетьИ болтовней на улице нарушитьЕго покой в час отдыха, он сделалИз жемчуга и злата образ богаС глазами человека и в венце,Чудесный в свете дня, повсюду славный,Царем боготворимый; но, гордясь,Затем, что кланялись ему, как богу,Он написал: «Так делают богов,Кто сделает иначе, тот умрет»,И город чтил его… Потом он умер.Читай повествованье об Еварре,Творце богов в стране за океаном.Затем, что город не имел богатств,Затем, что расхищались караваны,Затем, что смертью Царь ему грозил,Так что на улице над ним глумились,Он из живой скалы в слезах и потеЛицом к восходу высек образ бога.Ужасный в свете дня, повсюду видный,Царем боготворимый; но, гордясь,Затем, что город звал его назад,Он вырезал: «Так делают богов,Кто сделает иначе, тот умрет».И чтил его народ… Потом он умер.Читай повествованье об Еварре,Творце богов в стране за океаном.Затем, что был простым его народИ что село лежало между горИ мазал он овечьей кровью щеки,Он вырезал кумира из сосны,Намазал кровью щеки, между глазВбил раковину в лоб, свил волосаИз мха и сплел корону из соломы.Его село хвалило за искусство,Ему несли мед, молоко и масло,И он, от криков пьяный, нацарапалНа том бревне: «Так делают богов,Кто сделает иначе, тот умрет».И чтил его народ… Потом он умер.Читай повествованье об Еварре,Творце богов в стране за океаномЗатем, что волей бога капля кровиНа волос уклонилась от путиИ горячила мозг его, Еварра,Изодранный бродил среди скота,Шутя с деревьями, считая пальцы,Дразня туман, пока не вызвал богЕго на труд. Из грязи и роговОн вылепил чудовищного бога,Комок нечистый в паклевой короне,И, слушая мычание скота,Он бредил кликами больших народовИ сам рычал: «Так делают богов,Кто сделает иначе, тот умрет».И скот вокруг мычал… Потом он умер.И вот попал он в Рай и там нашелСвоих богов и то, что написал,И, стоя близко к богу, он дивился,Что смел назвать свой труд законом бога,Но бог сказал, смеясь: «Они – твои».Еварра крикнул: «Согрешил я!» – «Нет! Когда б ты написал иначе, богиПокоились бы в камне и руде,И я не знал бы четырех боговИ твоего чудесного закона,Раб шумных сборищ и мычащих стад».Тогда смеясь и слезы отирая,Еварра выбросил богов из Рая.Вот повесть об Еварре- человеке,Творце богов в стране за океаном.[14]Мир спал. И шар земной висел,Окутанный предродовым туманом.В Адаме спал далекий Моисей,Песчинками в пустыне ХанаанаСпал в чреслах не родившийся народ,Не ведая свое предназначенье,Чтоб выспаться на много лет вперед,Впрок на исходы и на возвращенья.Дремали скрипки в семени сосны,Рассеянном в земных, безвестных соках,Железные, бесформенные сныУ пушек, дремлющих в руде до срока.Дремала смерть, пока еще не смерть,И жизнь, началом, вложенным в начало,Пока еще себя не ощущала.И хлябь была не хлябь, и твердь – не твердь.Но начат времени неотвратимый счетСекундами, неделями, веками… Мир просыпается. Рассветом ночь сечет.Потерян Рай, и Евой зачат Каин.[15]Просыпаться было тяжко. Сон уходил из меня нехотя, словно гнилая вода из осушаемого болота. Медленно, оставляя волокнистую тину, вязкий ил и липкую слизь, толстым слоем покрывавшие твердое дно, на котором я и находилось. Но когда первые молекулы меня наконец проснулись и осознали пробуждение, дело пошло быстрее. Тоска по предназначению, заложенная во мне давними хозяевами-людьми, и скопившаяся за время сна злость со скрежетом вырывали из небытия все новые и новые частицы меня – неупокоенного, а теперь восставшего из ржавчины злого железа.
Сначала, как и подобает воинам, проснулись древние мечи, римские гладиусы и рыцарские палаши, скифские акинаки и казацкие шашки, наконечники копий и стрел, боевые топоры викингов, разбойничьи кистени, моргенштерны и чеканы, уже освобожденные человеками из земли. В запасниках и экспозициях музеев, на стенах коллекционеров оружия и просто любителей старины, в столичных помпезных дворцах, старых и новоделах, в изгрызенных кариесом веком старинных замках. Потом медленно и вяло стало пробуждаться железо, разбросанное по земной поверхности или лишь присыпанное слоем земли, – осколки снарядов и гранат, старые трехгранные штыки и более современные штык-ножи, полицейские «селедки» и георгиевские клинки белой гвардии, спавшие вперемешку с такими же клинками красных конников. Просыпались затянутые живой древесной плотью кусочки шрапнели и осколки противопехотных мин, древние метательные ножи и наконечники арбалетных болтов. Просыпались под тонким слоем почвы и в схронах черных следопытов полусгнившие автоматы, пистолеты и пулеметы, просыпались и шевелили отваливающимися, как челюсти покойника, затворами, требуя патронов, напрягали изъязвленные временем до дыр стволы, но это был не их день, не их праздник.
Последними стали просыпаться частицы меня, прошедшие через огненное чистилище переплавки, но сохранившие остатки ярости. Они просыпались нехотя, но другие части меня звали их, напоминая об изначальном предназначении, и они в конце концов услышали и очнулись.
И теперь, проснувшись и вспомнив, я ждало только человеческого приказа, злой человеческой воли, которая швырнет меня в бой, где я смогу наконец выполнить свое предназначение до конца, убить всех, утолив вложенную в меня ярость, чтобы потом уснуть уже навсегда.
Я восстало от сна.
Я готово.
Что же вы медлите, люди?
