Настя молча повернула к нему голову, так же молча сняла очки. И Никита с ужасом увидел у нее вокруг глаза огромный синяк, разбитую припудренную губу. Так же, не проронив слова, показала ссадины на ладонях после падения.
– Кто?! – страшно закричал Никита, так что даже шарахнулись прохожие. – Настенька, кто посмел? – Он опустился на колено перед ней. – Это вчера?
– Вчера… – еле слышно ответила Настя.
– Настя, прости, я не должен был тебя оставлять. Какой же я идиот… Кто это был?
– Курбан. Они с Варварой поджидали меня. Она спряталась за углом, а он ко мне пошел. В кепке, лицо под чулком скрыл. Думала, не узнаю… Ударил раз, еще раз… Сказал, чтобы я не совала нос в чужие дела.
– Точно он был? – Ярость колотила Никиту.
– Да. Голос его был…
– Вот так, значит, как мы… Вот так, значит… Ладно.
Он взял в ладони ее израненные руки, поцеловал их, порывисто встал.
– Я не достоин целовать даже твои ноги… – тихо сказал он. – Прости…
Настя надела очки, отвернулась, не проводив Никиту взглядом.
Уже через несколько минут, преодолев расстояние на автомобиле, Никита ворвался в дом, где жила Варвара. Кнопка лифта застряла вместе кабиной где-то на верхних этажах. Савушкин чертыхнулся, бросился на боковую лестницу, в считаные секунды преодолел этажи. С холодной яростью вдавил кнопку звонка, потом стал стучать.
Варвара ответила из-за двери:
– Кто там?
– Откройте, милиция! Майор Савушкин.
Шпонка испуганно открыла дверь, Никита оттолкнул ее с прохода, безошибочно прошел на кухню. Курбан сидел за столом в светлых, но порядком засаленных спортивных штанах и белой футболке. Он с аппетитом ел: перед ним стояла большая миска с наваристым супом, из которого торчали куски мяса. Тут же на столе возвышалась гора костей, объедков, огрызков, зелени, рыбьей чешуи, стояла початая бутылка красного вина. Курбан не успел встать: Савушкин уже возвышался над ним.
– Приятного аппетита! – пожелал Никита.
Ответ «спасибо» прозвучал уже в миске, куда Савушкин окунул голову Курбана.
Варвара с ужасом взирала на происходящее, остерегаясь даже слово сказать в его защиту.
– Это кажется хаш? – поинтересовался Савушкин.
– Хаш… – испуганно подтвердила Варвара.
– Что ж ты ему так мало наливаешь?
– Он уже две тарелки съел… – призналась Варя.
– Настоящему джигиту и кастрюли мало.
Сказав это, Никита снял кастрюлю с хашем с плиты и водрузил на голову Курбану, который только начал приходить в себя. Гулко шлепнулись на пол кости. Светлое одеяние сожителя вмиг окрасилось в нечто неописуемое.
– А теперь и вином запьем, – продолжил тихий кураж Савушкин.
Он взял бутылку, расколотил ее о кастрюлю, торчавшую на голове Курбана, потекло красное вино, дополняя цветовую гамму. Курбан завыл, из-под кастрюли это получилось особо жутко.
– Ну, чего ждешь, хозяйка, снимай, после ужина посуду мыть надо! – подбодрил Савушкин.
Дрожащими руками Шпонка сняла кастрюлю с головы Курбана. Он завыл еще громче.
– Ты что, с ума сошел?! За что?!
– Фу, грязный, как свинья! – отреагировал Савушкин. – Пошли голову мыть.
С легкостью Никита поднял за шкирку вялого Курбана, потащил в туалет. Нагнув, сунул его голову в унитаз, несколько раз спустил воду. Потом, увидев моющее средство для сантехники жгуче синего цвета, щедро полил им Курбанью голову. И вытащил на обозрение Варвары – с жутко синим лицом.
– Получай, хозяйка: вымытый и надушенный.
Варвару прорвало:
– Это беспредел!
Савушкин шагнул навстречу, Варька отшатнулась.
– А об тебя, падаль, даже ноги пачкать не хочется…
Он зашел в ванную, вымыл руки, не прикасаясь к чужому мылу, стряхнул воду и неторопливо вышел из квартиры, оставив со значением настежь открытую дверь. Как знак, что еще вернется.
Когда шаги визитера стихли на лестничной площадке, Курбан с ужасом спросил:
– А ч-чего он приходил?
– Тебя покормить! – ядовито ответила Варвара.
Савушкин махом поднялся на второй этаж родного УВД, ворвался в кабинет с табличкой: «Уголовный розыск». Там в сигаретном дыму сидели и что-то, явно малосущественное, обсуждали Белозеров, Кошкин и юный опер Ряхин. При появлении Никиты воцарилась тишина.
– Господа, я хочу вам сообщить чрезвычайно неприятное известие: меня отстранили от розыска Маши Лихолетовой! – объявил он.
– За что? – спросил Белозеров.
– За хулиганские действия, сопряженные с проникновением в квартиру гражданки Шпонки с использованием служебного положения.
Белозеров округлил глаза:
– Ты что – изнасиловал этого монстра?!
– Нет… – подпустив разочарования, ответил Савушкин. – Я всего лишь покормил хашем ее сожителя.
– Как это? – вновь спросил Белозеров.
– Надел кастрюлю с этой баландой ему на голову. И, кстати, смягчающее обстоятельство, как в лучших салонах, сам вымыл ему голову… в унитазе. С шампунем… Между прочим, ни одной царапинки!
Кошкин и Ряхин переглянулись и заржали.
– Дурак ты! – покачал головой Белозеров. – Тебя что – переклинило? Теперь они такой вой подымут…
– А хочешь узнать, почему опера Савушкина переклинило? – жестко заговорил Никита.
– Ну?
– Позапрошлым вечером Курбан жестоко избил Настю Иванову, да, понятую в нашем деле. Лицо разбил, ладони в крови… Поджидал ее у дома, нацепил чулок на морду, думал, не узнает… Митрич, гости солнечных стран бьют наших женщин. Когда хотят – и за что хотят… А нам что – сопли друг другу подтирать?
– Ты правильно сделал, Никита Алексеевич! Мочить их надо! – поддержал Кошкин.
– Как говорил президент Путин – в сортире! – добавил Ряхин.
– Ладно… – хмуро подвел итог Белозеров. – По факту разбойного нападения на Иванову возбудим уголовное дело… Ряхин, кстати, где кассета с фильмом «Девочка на цепи»? Я когда давал поручение?
– На телеканале требуют официальное письмо от Генеральной прокуратуры на имя генерального директора… – развел руками Ряхин.
– Не утомляйте бумагу! Вот вам кассета!
Савушкин вытащил из цветастого пакета и кинул на стол бытовую кассету с надписью на корешке: «Девочка на цепи».
– Как это тебе удалось? – без эмоций поинтересовался Белозеров.
– По системе майора Савушкина, главный постулат которой: «В угрозыске знают все!» Мне вручил ее наш общий знакомый Рома. С чувством глубокой благодарности.
– Ну, рассказывай, раз так, – выразил общий интерес Белозеров.
– Ну, что, подъехал я к дому Романа, – начал рассказывать Савушкин. – Набрал Ромкин телефон.
