Стенолаза. – Сказано философом, что терпение – наивысшая из добродетелей. Достаточно сесть на берегу реки, сесть и ждать. Труп врага обязательно приплывет, рано или поздно. Можно будет на труп посмотреть. Как течение его переворачивает. Как его рыбки поклевывают. Знаешь, что я сделаю, Грелленорт, когда всё это закончится? Сяду себе на берегу реки. И буду ждать.
Стенолаз долго молчал. Его птичьи глаза не выражали совершенно ничего.
– Убрать его, – наконец приказал он.
Инквизитор Гжегож Гейнче сложил ладони и спрятал их под ладанкой. Ладанка, как и ряса, была свежевыстиранной, пахла щелочью. Запах успокаивал. Помогал успокоиться.
– Жажду, – голос инквизитора был спокоен, – поздравить вашу милость с захватом гуситского шпиона. Это успех. Очень полезное дело
Епископ Конрад плеснул водой в лицо, приложил палец к носу, высморкался в миску. Взял полотенце из рук прислужника.
– Говорят, – вытерся он и снова высморкался, на этот раз в полотенце, – что ты был в Риме?
– Если говорят, – Гжегож Гейнче вдыхал запах щелочи, – значит, был.
– Как себя чувствует святой отец Мартин V? Не видать ли на нем каких-либо признаков? Потому что, видишь ли, пророчат, что недолго ему жить осталось.
– Кто так пророчит?
– Вещуньи. А после Рима подался ты якобы в Швейцарию? И что там в Швейцарии?
– Красиво там. И сыры у них хорошие.
– И пехота. – Епископ жестом прогнал прислужника с миской, подозвал второго, с обшитой мехом епанчой. – Пехота у них тоже хорошая. Может, предоставят с тысячу пик, когда мы опять пойдем крестовым походом на Чехию? Ты с ними говорил об этом? С епископом Базеля?
– Говорил. Не предоставят. Сказали, что крестоносцам намнут бока. Как обычно. Жалко солдат.
– Сучьи дети… – Епископ завернулся в епанчу, сел. – Вонючие сыровары. Выпьешь вина, Гжесь? Пей, не бойся. Не отравлено.
– Я не боюсь. – Гейнче посмотрел на епископа поверх чаши. – Я регулярно употребляю магический митридат.
– Магия – это грех, – захохотал епископ. – Кроме того, есть яды, на которые нет противоядия, никакие чары не помогут. Уверяю тебя, что есть такие. когда-нибудь расскажу о них. Но сейчас ты рассказывай. Какие вести из Бамберга? Мои шпионы доносят, что в бамбергского епископа ты тоже был. Что там у него?
– Я так понимаю, что ваша милость не спрашивает о его здоровье?
– До задницы мне его здоровье. Спрашиваю, присоединится ли он к крестовому походу? Даст ли бойцов, пушки, ружья? Сколько?
– Его преподобие Фридрих фон Ауфсесс, – лицо инквизитора было серьезно, как воспаление легких, – избегал однозначных ответов. Иными словами, плутовал. Что ж, наверное, плутовство постоянно и неразрывно связано с епископской митрой. Из-за плутовства, однако, выглядывает правда, выглядывает, как говорят классики, словно жопа из крапивы. Правда такова, что своя рубашка ближе к телу. Во Франконии и в Баварии городская чернь волнуется, крестьянство наглеет. Из Франции вести идут о Деве, о Жанне д’Арк, святой Божьей воительнице. Ширятся слухи, что когда
– Пес с ним, старым дурнем. А магдебургский архиепископ? Ты ведь и у него был.
– Был. Архиепископ метрополит Гюнтер фон Шварцбург слишком рассудителен, чтобы пренебрегать гуситами. Участия в крестовом походе не исключает, активно призывает к оборонным союзам. Последовательно формирует армию. Под его командованием на это время уже имеется более тысячи человек. Однако появились, скажу откровенно, определенные проблемы. Так вот, архиепископ очень разгневан. На тебя, епископ Конрад.
– О!.. – односложно прокомментировал Конрад.
– Он разгневан, – продолжал Гейнче, – по причине некоей особы, пользующейся твоим расположением. Речь о Биркарте Грелленорте. Архиепископ представил мне длинный перечень обвинений, не буду ими утомлять, потому что по большей части это тривиальные вещи: убийства, изнасилования, черная магия. Также грабежи: архиепископ Гюнтер обвиняет Грелленорта в совершении в сентябре 1425 года хищения пятисот гривен налога. Наибольшую злость метрополита вызывает, однако, личность какой-то нелюди, какого-то сверга по имени Скирфир, что ли, алхимика и чародея, которого архиепископ хотел пытать и сжечь, но которого Грелленорт нагло выкрал и спрятал. Чтобы его использовать.
Епископ Конрад захохотал. Гейнче смерил его холодным взглядом.
– Да, это очень смешно, – поддакнул он холодно. – И тривиально до тошноты. Но это бьет по союзу Саксонии и Силезии, союзу крайне необходимому перед лицом гуситской угрозы. Решающему силезскому «быть или не быть». Поэтому я хотел бы знать, что ваша милость намерена предпринять в этом деле.
Конрад посерьезнел, впился в инквизитора глазами.
– В каком деле? – процедил он. – Я не вижу никаких дел. Неужели ты видишь, Гжесь? Неужели ты хочешь мне заявить, что Биркарта Грелленорта, хотя это мой фаворит, а народная молва называет моим незаконнорожденным сыном, я должен прогнать на все четыре стороны, объявить изгнанником, тайно подвергнуть заключению либо порешить? Что я должен совершить это для пользы дела, поскольку Биркарт Грелленорт – это
– Бог в небе, – ответил, не моргнув глазом, Гейнче, – всё видит и всё слышит. Какой мерой вы меряете, такой вам отмерят. Горе тем, кто зло называет добром, а добро злом, которые заменяют темноту светом, а свет темнотою.
– Банально, Гжесь, банально. Ты цитируешь Библию, как сельский батюшка. Я уже сказал, отцепись от Грелленорта, отцепись от меня. Поищи бревно в собственном глазу. А может, желаешь другую цитату из Библии. Может, из Послания к Коринфянам? Не можете пить чашу Господю и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской. Рейнмар из Белявы, тебе что-то говорит это имя? Еретик, которого в Франкенштейне ты личным вмешательством спас от допроса с пристрастием. И защищал, пока ему не удалось сбежать? Делал протекцию дружку. Это же твой друг, приятель, товарищ из универа. Рейневан Белява, проклятый еретик и преступник, чародей, некромант,
– Рейнмар Беляу? – Гжегож Гейнче не смог скрыть удивления. – Рейнмар Беляу был во Вроцлаве? Что он здесь искал?
– Откуда мне знать? – Епископ наблюдал за ним из-под опущенных век. –
