Ему лишь бы посмеяться. Ведь Люси чуть не призналась ему, что ее муж убийца. Наверное, ее признание тоже рассмешило бы его.
— Ты находишь это забавным.
Она была так сердита на него, что чуть не плакала. Нет, она не прольет ни слезинки, а то он и это наверняка сочтет забавным.
— Что я такого сказал, что рассердил тебя? — Он присел рядом с ней.
Сморщенное красное веко, обращенное к ней, смотрелось ужасно по сравнению со вторым глазом. Люси заметила, что здоровый глаз обрамлен длинными, пушистыми темными ресницами. Должно быть, раньше Арчер был очень красив. Какую боль, наверное, ему доставляет теперешний его облик.
— Вероятно, сегодня я обижаюсь без всякой причины, — сказала она и принялась тереть глаза. Она чувствовала себя обессиленной еще до того, как начался пожар.
— Промой глаза. Наш разговор может подождать.
— Я просто без сил, Оуэн. В последнее время меня не покидает усталость. Давай поговорим, пока выдалась спокойная минута.
— У тебя красные веки. Наверное, раздражение из-за дыма. Сделай примочку, а потом поговорим.
Она возмутилась.
— Почему ты всегда сомневаешься в моей способности рассуждать здраво?
— Я волнуюсь за тебя.
Она видела по его лицу, что он говорит искренне.
— Со мной все в порядке, Оуэн. Меня не надо принуждать заботиться о самой себе.
— Принуждать? Я волнуюсь за тебя, а ты называешь это принуждением? Только из-за того, что я солдат? Неужели я отринул все человеческие чувства, когда взялся за оружие, чтобы сражаться за своего короля?
Люси уронила голову на руки. С ним невозможно разговаривать.
— Ну вот, теперь я завелся, — вздохнул Оуэн. — Может, попробуем еще раз?
Люси подняла голову. Он дотронулся до ее руки.
— Я хочу помочь. Я вовсе не собирался принуждать тебя. Скажи, что я могу сделать.
— Я бы не стала обременять тебя, но я напугана, Оуэн. Произошедшее сегодня — всего лишь малая доля того, в чем мне нужно разобраться, иначе я могу все потерять. Хотя я и так могу лишиться всего — лавки, этого дома, уважения людей. Это не очень утешительная новость, я знаю.
— О себе я не беспокоюсь.
— А следовало бы. Ученик часто разделяет судьбу своего наставника.
— Почему ты можешь все потерять?
— Это очень сложно объяснить. — Жаль, что ей трудно подбирать слова: она так устала. — Все началось в тот день, когда заболел Николас. Пришел брат Вульфстан, попросил лекарство, а когда он рассказал Николасу о больном, то муж начал вести себя как-то странно. Задавал непонятные вопросы. После он закрылся в лавке и приготовил лекарство, сделав из этого большую тайну. С тех пор он не изменился. И дело тут не только в болезни. Я знаю разницу между меланхолией и скрытностью. Той же ночью мужа привез домой пристав. А на следующий день навестить его явился архидиакон. Эти двое не переступали порог нашего дома с тех пор, как мы поженились. Николас не придумал лучшего объяснения, как сказать, что пристав случайно оказался у ворот аббатства, что же касается архидиакона, тот, мол, просто волнуется за него.
— Мастер Николас стал скрытным? Это тебя беспокоит?
— Если бы только это. Николас очень ко мне добр. Я многим ему обязана. Но если он сделал то, чего я боюсь… — Она не смогла произнести этих слов. — Тот Николас, которого я знаю, не смог бы так поступить.
— А что, по-твоему, он сделал, Люси?
Она уставилась в чашку, пытаясь подобрать слова.
— Мне кажется… — Она набрала в легкие побольше воздуха. — Мне кажется, что Николас намеренно отравил Джеффри Монтейна, пилигрима, скончавшегося в аббатстве Святой Марии. Давным-давно, когда моя мама умерла, Джефф, ее возлюбленный, попытался убить Николаса. Не знаю почему. Как не знаю и того, почему спустя все эти годы Николас решил отомстить. Но именно так он и поступил. Получается, ты нанялся учеником в дом убийцы.
— Ты говоришь, что он стал очень скрытным, и все же он тебе в этом признался?
— Нет. Я узнала это, подслушивая у дверей, роясь в старых конторских книгах. — Оуэн хмурился, глядя на нее, словно пытался прочесть что-то в ее лице. Но он не выглядел удивленным. — Ты… что-то знал об этом?
Он мотнул головой.
Она так крепко вцепилась в чашку, что у нее сильнее заныла обожженная ладонь. Сделав глоток, Люси отставила чашку.
— Говори же.
— Я знаю, что Николас отравил Монтейна.
Этого она никак не ожидала услышать. Оуэн все знал? Как он мог все знать, если только не был сторонним наблюдателем? И с чего вдруг ему интересоваться этим делом, если Джеффри умер до того, как Оуэн появился в Йорке?
— Почему у меня такое чувство, что и ты вот-вот превратишься в недруга?
Оуэн ответил не сразу. Он долго смотрел в огонь, и по его напряженному лицу она видела, что он борется сам с собой.
— Неужели так трудно сказать правду?
— Ты всегда думаешь обо мне самое худшее. Ладно, так и быть, расскажу тебе правду. Хотя это не самый мудрый шаг именно сейчас. Тебе нужна моя помощь, а правда может заставить тебя отказаться от нее. Но я не стану больше лгать.
Услышав эти слова, она вовсе не почувствовала себя победительницей.
— Я прибыл сюда под фальшивым предлогом, как ты подозревала с самого начала. В Йорк меня прислал его светлость архиепископ, поручив расследовать смерть своего подопечного, сэра Освальда Фицуильяма.
Покрой одежды, отдельная комната в таверне Йорка, унизительнейший переход из капитана лучников в ученики аптекаря — все теперь сошлось.
— Насколько все было бы лучше, если бы мое первое впечатление оказалось ошибочным. — Люси почувствовала себя ужасно одинокой.
Оуэн потянулся к ее рукам. Она отпрянула.
— Я ничего о тебе не слыхал, когда согласился сюда приехать, — сказал он. — Его светлость узнал, что тебе нужен ученик, и написал письмо Камдену Торпу, порекомендовав меня.
— Но почему? Почему мы?
— В вашей аптеке требовался ученик, а я как раз годился для этой роли. Мне нужна была работа, чтобы остаться в городе, не вызвав подозрения.
— Гильдмейстер участвовал в обмане?
— Нет, его пришлось уговаривать.
— Откуда мне знать, что тебе можно верить?
— Даю тебе слово.
— Если оно хоть чего-то стоит. — Она потянулась за чашкой с бренди, но потом передумала. Так будет труднее ясно мыслить.
Оуэн явно был задет за живое. Интересно, с чего бы ему так переживать?
— Неужели ты думаешь, что после этого я смогу тебе доверять?
— Я знал, что рискованно рассказывать тебе правду. Особенно сегодня. Я понимал, что ты можешь мне больше никогда не поверить, как только узнаешь, каким образом я здесь оказался. Но ты должна мне верить, Люси. У тебя нет другого выхода. Я сумею тебя защитить.
— От кого?
