— А. — Большой Том, казалось, счел это достаточным объяснением.
Род резко поднял свою оценку статуса Большого Тома. Очевидно, этот человек знал о том, что здесь происходит, куда основательнее Рода.
Большой Том молчал, пока они не дошли до лестницы.
— Ты был на волоске от смерти этой ночью, мастер.
— О, я этого не думаю. — Род сложил руки на груди и прислонился к стене. — Это был всего лишь ложный баньши, он не мог причинить нам вреда. А даже будь он настоящий, я знаю заклинание, которое избавило бы нас от чего.
— Я говорю не о баньши, мастер.
— Я знаю. — Род посмотрел Тому прямо в глаза.
Затем он повернулся и принялся спускаться по лестнице.
Он прошел шесть ступенек, прежде чем сообразил, что Большой Том не следует за ним.
Он оглянулся через плечо: Том глазел ему вслед, разинув рот от потрясения.
Затем рот закрылся, лицо застыло.
— Ты знал свою опасность, мастер?
— Знал.
Том очень медленно кивнул. Затем он опустил взгляд на ступеньки и пошел вниз.
— Мастер, — произнес он после первой лестничной площадки. — Ты либо наихрабрейший человек, либо величайший дурак, каких я когда-либо встречал.
— Вероятно, и то и другое, — сострил Род, не сводя глаз с освещенных пламенем факелов ступенек лестницы.
— Тебе следовало бы убить меня, когда ты впервые догадался. — В голосе Тома звучала резкость.
Род без слов покачал головой.
— Почему же нет? — рявкнул Том.
Род запрокинул голову и вздохнул.
— Давным-давно, Том, и далеко-предалеко… Господи! Как предалеко!
— Сейчас не время для сказок!
— Это не сказка. Это легенда и — кто знает? — возможно, быль. Один король по имени Хидэеси правил страной, называемой Япония; а величайшего герцога в той стране звали Иэясу[18].
— И герцог желал стать королем.
— Я вижу, ты знаком с основной техникой. Но Хидэеси не хотел убивать Иэясу.
— Он был дурак, — пробурчал Том.
— Нет, он нуждался в поддержке Иэясу. Поэтому он пригласил Иэясу прогуляться с ним по саду — только они двое, одни.
Том остановился, повернулся, оглядев Рода. Глаза его сверкнули в свете факелов.
— И они подрались.
Род покачал головой.
— Хидэеси сказал, что он становится стар и слаб, и попросил Иэясу понести ему меч.
Том выкатил глаза.
Затем его язык быстро прошелся по зубам. Он сглотнул и кивнул:
— Да. И что случилось?
— Ничего. Они поговорили, а потом Иэясу снова отдал меч Хидэеси, и они вернулись в замок.
— И?
— И Иэясу был верен, пока старик не умер.
Глаза Большого Тома не мигали, он мог сойти за деревянного.
Затем он кивнул, сомкнув губы.
— Рассчитанный риск.
— Весьма напыщенный язык для крестьянина.
Том зарычал и отвернулся. Род постоял, с миг глядя ему вслед. Затем улыбнулся и отправился за ним.
Они почти вернулись в караулку, когда Том положил руку Роду на плечо. Род повернулся лицом к нему.
— Что ты? — прорычал Том.
Род улыбнулся краем рта.
— Ты имеешь в виду, на кого я работаю? Только на себя, Большой Том.
— Нет, — покачал головой Том. — Я этому не верю. Но я спрашиваю не об этом.
— Вот как? — поднял бровь Род.
— Вот так. Я имею в виду, что ты есть, ты, личность, что ты за человек?
— Во мне нет ничего столь уж странного, — нахмурился Род.
— Нет, есть. Ты не убьешь крестьянина между делом.
— Вот как? — уставился на него Род и поджал губы. — Это столь неординарно?
— Само собой разумеется. И ты вступишь в бой за своего слугу. И доверяешь ему. И говоришь с ним, а не просто приказываешь. Что ты, Род Гэллоуглас?
Род покачал головой и развел руками в замешательстве, глухо рассмеявшись.
— Человек. Просто человек.
Том долгий миг глядел ему в глаза.
— Да. Это так, — произнес он. — Я получил ответ.
Он повернулся к двери караульной и распахнул ее.
— Мастер Гэллоуглас, — сказал паж. — Тебя зовет королева.
Одно из величайших и наименее дорогих сокровищ жизни — это заря. Мир лежит, дожидаясь солнца, освещенный пылающим небом, холодный и свежий, заполненный переливами птичьего пения.
Большой Том сделал один долгий, глубокий вздох утреннего воздуха, наполнив свои легкие невинностью, которой никогда не знал.
— Эх, мастер! — крикнул он через плечо. — Вот этот мир — для человека!
Род ответил слабой улыбкой, когда Большой Том отвернулся и поскакал впереди Рода, торжествующе и со смаком напевая, хотя и несколько не в тон.
К несчастью, Род не был в состоянии оценить эстетическое качество рассвета, имея около трех часов сна за последние сорок восемь часов.
И потом, также, была еще и Катарина.
Беседа была краткой и кислой. Она приняла его в палате аудиенций, но не отводила глаз от огня, ни разу не взглянула на него. Лицо ее было холодным, губы плотно сжаты.
— Я страшусь за моего дядю Логайра, — сказала она. — Вокруг него есть люди, которые возрадуются, узнав, что герцогом стал его старший сын.
Род ответил в том же жестком официальном тоне.
— Если он умрет, вы потеряете своего сильнейшего друга среди лордов.
— Я потеряю того, кто мне дорог, — отрезала она. — Меня не волнует дружба среди лордов, но я очень волнуюсь за своего дядю.
И это, размышлял Род, вероятно, было правдой — к ее чести, как женщины, и в ущерб, как правительнице.
— Вы, — резюмировала она, — сей же час поскачете на юг во владения Логайра и присмотрите за тем, чтобы никто не причинил ему вреда.
И это крайне официальное расставание — было все. Самая глупая фурия в аду — ничто в сравнении с брошенной женщиной, подумал Род. Она отсылала как можно дальше своего самого компетентного телохранителя.
— Векс?
— Да, Род? — Конь повернул голову посмотреть на своего всадника.
— Векс, я, несомненно, величайший олух из всех рожденных.
— Ты — великий человек, Род, из рода великих людей.
