этих сельских девушек, мастер.
— Вот как?
— Да, они… — Лицо Тома расплылось в широкой улыбке. — О, они великолепны, мастер, хотя и простоваты. Но… — Он снова нахмурился. — Никогда не давай им надежды.
Род тоже нахмурился.
— Почему бы и нет?
— Это будет твоей погибелью. Ты можешь спокойно любиться с ними, мастер, один раз — но только один. Потом ты должен их оставить, по-быстрому, и никогда не оглядывайся.
— Почему? Превращусь в соляной столб?
— Нет, хуже, ты превратишься в мужа. Ибо, коль скоро дашь им хоть малую тень надежды, мастер, эти деревенские девушки прицепятся к тебе крепче пиявок, и ты никогда от них не избавишься.
— Был бы у меня шанс побеспокоиться об этом! — фыркнул Род. — Пошли, допивай свой кофе и по коням.
Они погасили костер и упаковались, затем поскакали в красно-золотистый туман.
Они проехали, наверное, ярдов триста, когда их приветствовал протяжный альтовый голос.
Род поднял взгляд, напряженный и осторожный.
На одном из полей стояли, смеясь и размахивая руками, две рослые крестьянские девушки с вилами в руках.
Глаза Большого Тома зацепились за них с почти слышным щелчком.
— Эх, мастер, хорошенькие телочки, правда?
Они были хорошенькие, вынужден был признать Род, хотя никак не телочки, разве что телки. Обе они были с полными грудями и полными бедрами, одетые в свободные блузки с низким вырезом и простые юбки, с повязанными платком волосами. Юбки у них были подоткнуты, чтобы те не промокли от росы на сене.
Они призывно махали им, в их смехе слышался насмешливый вызов. Одна из них положила руки на бедра и выполнила медленное вращательное движение тазом.
Большой Том с шумом втянул в себя воздух, довольно-таки сильно выпучив глаза.
— Э… мастер, ну, — взмолился он, — неужели мы так уж спешим?
Род вздохнул, закатив глаза к небу, и покачал головой.
— Ну, мне было бы крайне неприятно увидеть их страдающими от пренебрежения, Большой Том. Действуй.
Том с радостным криком пришпорил коня, перемахнул через канаву и понесся галопом по полю. Он выскочил из седла прежде, чем конь замедлил бег и несся еще на рыси, поймал в каждую руку по девушке, поднял их и закружился с ними.
Род медленно покачал головой, отсалютовал Тому и его подругам, затем повернул прочь, отыскивая соседний стог сена, где он мог спокойно вздремнуть.
— Род, — произнес тихий голос у него за ухом.
— Да, Векс?
— Твое поведение беспокоит меня, Род. Оно неестественно для здорового молодого мужчины.
— Это не первый раз, когда мне говорят это, Векс. Но я методичен, я не могу держать в голове сразу двух девушек.
Он нашел еще один стог сена как раз за следующей изгородью. Род припарковался в тени, разнуздал Векса, который для поддержания вида принялся щипать сено. Род снова влез на коня, прыгнул на верхушку стога и с блаженным вздохом повалился в мягкое душистое сено. Острый запах недавно скошенного сена наполнил его голову, возвращая его в детство на поле у отцовского поместья, во время сенокоса — настоящий Эдем, без всяких там мягких половозрелых проблем, бегающих кругом и вносящих беспорядок, только роботы…
Он наблюдал за проплывающими по бирюзовому небу облаками и не заметил, как задремал.
Род резко проснулся и остался совершенно неподвижен, гадая, что же его разбудило. Он пробежал по каталогу ощущений, способных включить будильник, зазвонивший у него в голове.
Поблизости кто-то был.
Его глаза резко распахнулись, каждый мускул тела напрягся для схватки.
Но оказалось, что глядит он в лиф с низким вырезом.
Он оторвал взгляд от этого приятного пасторального зрелища — задача, требовавшая немалой силы воли — и увидел глядевшие на него два больших зеленых, как море, глаза.
Они были влажные, с длинными ресницами, и выглядели обеспокоенными.
Сфокусировалось и их окружение: изогнутые брови, усыпанный веснушками курносый нос, очень широкий рот с полными красными губами — все это на округлом лице, обрамленном развевающимися волосами.
Полные губы были надуты, а глаза встревожены.
Род улыбнулся, зевнул и потянулся.
— Доброе утро.
Надутые губы расслабились в полуулыбке.
— Доброе утро, прекрасный джентльмен.
Она сидела рядом с ним, оперевшись на одну руку и глядя ему в глаза.
— Почему вы спите здесь один, сэр, когда рядом женщина только и ждет вашего слова?
Ощущение было такое, словно кто-то только что влил горькую настойку в кровеносную систему Рода, дрожь, и не совсем приятная, затопила его.
Он улыбнулся, пытаясь сделать улыбку теплой.
— Спасибо, девушка, но я сегодня не чувствую себя игривым.
Она улыбнулась, но между бровей у нее все еще заметна была суровость.
— Благодарю вас за доброту, сэр, но я едва ли могу поверить вашим словам.
— Почему? — нахмурился Род. — Неужели для мужчины так уж невозможно не желать порезвиться?
Девушка издала одинокий смешок.
— О, такое может быть, милорд, но вряд ли вероятно. Даже с крестьянином вряд ли, и еще меньше с лордом.
— Я не лорд.
— Тогда дворянин. Им уж ты наверняка являешься. И значит, наверняка не будешь страдать отсутствием интереса.
— Вот как? — поднял бровь Род. — Почему?
Она печально улыбнулась.
— Но, милорд, крестьянин же может страшиться вынужденного брака, но лорд — никогда.
Род снова нахмурился и изучил лицо девушки. Он думал так, что она была ненамного моложе его, около двадцати девяти или тридцати. А для крестьянской девушки в такого рода обществе быть до тридцати лет незамужем…
Он выбросил руку.
— Подойди сюда, девушка.
На миг в глазах девушки зажглась надежда, но она быстро растаяла, сменившись смирением. Она со вздохом упала в сено рядом с ним, перекатилась на бок и положила голову ему на плечо.
Надежда, думал Род, очень даже осознавая прижавшиеся к его боку груди и бедра. Надежда быть измятой и выброшенной прочь.
Он содрогнулся, и девушка озабоченно подняла голову.
— Замерз, милорд?
Он повернулся к ней и улыбнулся, неожиданная волна благодарности и нежности комом встала в горле. Он крепче прижал ее к себе, закрыв глаза, чтобы полнее ощутить прикосновения ее тела к своему. Голову его наполнил аромат, не розового масла или сирени, а просто солено-сладкий запах женщины.
Из него вытекала внутренняя боль, понял он с легким удивлением, боль, о существовании которой он не знал, пока она не стала покидать его.
Она прильнула к нему, стиснув в кулачках ткань его камзола и уткнувшись щекой ему в шею.
