Портной, Ерохин и Дергачев шли по тропинке друг за другом. Настороженно. Опасливо озираясь по сторонам. Тарья плыла чуть в стороне от основной группы – так ей было удобнее наблюдать за всеми сразу. По крайне субъективной оценке Портного, они шли уже больше часа. Что думали по сему поводу остальные, Портной не спрашивал. Дабы лишний раз не портить себе и ребятам настроение. Которое и без того было преотвратным. Сначала невесть куда запропастился сержант. Затем – еще шесть человек из группы. Не потерялись, не заблудились среди кривых, рахитичных деревьев, а просто исчезли. Нет, это был вовсе не бред. А что-то похуже. Гораздо хуже. Как будто Великий Наперсточник, иначе именуемый богом, накрыл их стаканом, быстро передвинул в сторону и снова поднял стакан, под которым уже ничего не было. Только чего он добивается? Или ему просто доставляет удовольствие наблюдать за растерянностью ничего не понимающих людей? И вот еще что интересно – имеет ли человек хотя бы один, ничтожно малый шанс выйти победителем из этой игры?.. Что там говорил Петрович – не следует думать о плохом. Ага, вот пусть он и не думает. О чем же еще думать в такой ситуации? О первой пятерке в школе? О первом поцелуе?..
– Думай о музыке, – сказала Тарья.
– О какой еще музыке? – недовольно буркнул Портной.
– О той, что тебе нравится. Можешь даже напевать. Помогает.
– Что-то не хочется.
– Хочешь, я спою?
– Нет.
– Почему? – Тарья, казалось, обиделась.
– Тебя могут услышать.
– Кто?
– Не знаю… Те, другие. Из-за кого мы тут оказались.
– Так нет же никого вокруг.
– Вот именно.
– Ну, как знаешь, – Тарья недовольно поджала губы.
– Брось, Тарья, в самом деле, сейчас не до песен, – сказал примирительно Дергачев.
– Кто они? – спросила Тарья.
– Не понял, – качнул головой Дергачев.
– Те, другие, о которых Мишка говорил.
– Мих, ты о ком говорил?
– О врагах, – ответил, не оборачиваясь, Портной.
– А поконкретнее можно?
– Нет.
– Ты и сам не знаешь, о ком говоришь.
– Ну и что?
– Когда ты встретишь кого-то, как ты узнаешь, что это враг?
– Узнаю.
– Я серьезно спрашиваю.
– Здесь, на болоте, нет своих. Враг любой, кто не из нашей группы.
– Уины заставляют нас воспринимать все не таким, как оно есть на самом деле. Ты сам видел, как Стецуку перерезали горло… Видел?
– Видел.
– Рип может принять облик любого из нас. И точно так же мы можем не узнать кого-то из своих. Так что, мальчики, будьте, пожалуйста, внимательны.
– Хорошо.
– И, главное, не палите во все, что движется.
Портной посмотрел на Тарью, шагавшую слева от него. В руках у девушки была длинноствольная автоматическая винтовка «М-22».
– Ты это сама придумала?
– Что? – не поняла Тарья.
– Сделать вид, что у тебя в руках оружие.
– У меня нет оружия, – Тарья плотнее обхватила приклад и положила винтовку на плечо.
– А, ну ладно…
Бред или глупость – что лучше?
Когда как.
Наверное.
Тропинка круто взяла влево, обогнула чуднoго вида холм, поросший краснолистым папоротником, и возглавлявший шествие Портной замер на месте, увидев прямо перед собой дом. Вернее, не дом, а избушку. Совсем маленькую, сложенную из черных, будто насквозь пропитанных влагой бревен. Крыша покрыта рыжей соломой, из которой труба торчит. Под крышей – круглое чердачное оконце. Снизу – сваи, будто курьи ножки, торчат. Крыльцо прямое в девять ступеней к маленькой дверце ведет. Дверь, что весьма странно, обита светло-коричневым дерматином. А в середине ее, что совсем уж нелепо, жестяной почтовый ящик прицеплен. На ящике белой краской аккуратно выведено: «Дом 1».
– И как вам этот домишко, мальчики?
Тарья положила винтовку сзади на плечи, на ствол и приклад расслабленно кисти рук кинула. На руках – кожаные перчатки без пальцев. Черные волосы под кепи убраны. На лице большие солнцезащитные очки в тонкой оправе. Королевская грудь едва не разрывает молнию крапчатого разгрузочного жилета. Ну, прямо рейнджер киношный, а не красна девица.
– Слушай, ну его на фиг, пойдем отсюда, – быстро зашептал на ухо Портному Ерохин. – Наверняка тут те же самые психи живут.
– А то еще и кто похуже, – добавил Дергачев.
Портной озадаченно погладил кончиками пальцев ствол автомата, лежавший на сгибе левой руки. Оно, конечно, верно, лучше самому не лезть, куда тебя не зовут. А ежели и позвали, так нужно еще десять раз подумать, прежде чем согласиться. Облонские болота – это тебе не Невский проспект. С другой стороны, ему отчего-то страшно хотелось заглянуть в этот маленький, так похожий на сказочный домик. Портной не чувствовал опасности. Хотя, наверное, зря. К тому же, если вдруг окажется, что в доме живут нормальные люди, а не религиозные фанатики, поклоняющиеся тельцу, принявшему форму башни, так, может быть, они им дорогу укажут, что к Облонску выведет. Может быть. Очень даже может быть. Хотя сомнения все же оставались.
Прежде чем Портной успел принять окончательное решение, дверь избушки со скрипом отворилась, и на крылечко вышел дед, согнутый в три погибели. Старый-престарый. Ноги у него подгибались, колени дрожали, а глаза, похоже, ничего не видели. Поэтому, верно, даже не взглянув на стоявших неподалеку бойцов, дед принялся ковыряться с задвижкой почтового ящика. Отодвинув ее наконец, дед запустил в почтовый ящик ревматические пальцы, ничего там не нашел и со злостью саданул по жестянке кулаком. Крепко саданул, не по-старчески. Да еще и выругался при этом столь виртуозно, что у парней невольно рты пораскрывались. Что и говорить, любое искусство достойно уважения. В особенности то, что способно бередить души людей.
– Не судите да не судимы будете, – тихо произнесла Тарья.
К кому были обращены ее слова – непонятно.
– У них что, тут почтальон ходит? – шепотом спросил Ерохина Дергачев.
– Откуда я знаю, – пожал плечами тот. – Может, и ходит.
Дед еще минуты две провозился с ящиком, пристраивая задвижку на место. Сделав дело, он взялся за ручку двери, будто собираясь уйти в дом. Но в последний момент, передумав, обернулся и посмотрел на притихших бойцов удивительно ясным взором.
– Ну что, так и будете стоять?
Голос деда был чуть хрипловатый, надсаженный, слова он произносил отрывисто, будто ворон каркал.
– Nevermore, – отчетливо и громко произнесла Тарья.
