рассказом о которой за бутылкой вина можно позабавить застольных друзей. Это был 'пустяк', к которому, разумеется, нельзя было относиться серьезно.
Все это я знал. С самого начала я предвидел, что на Касси падет выбор полковника и он попытается заставить ее занять место, которое когда-то занимала моя мать. Этому тайному намерению я и приписывал нежелание полковника, чтобы Касси стала моей женой. Допустив позже предположение, что им руководит более благородное чувство, я, как легко можно видеть, оказал ему слишком много чести.
Поэтому меня и не поразило услышанное от Касси. Я ждал этого, но так велико было опьянение счастьем, владевшее мной, что и это ожидание неспособно было встревожить или испугать меня. Теперь, когда мои опасения подтвердились, я не был особенно потрясен. Страсть придавала мне силы, и, сжимая в объятиях мою несчастную, трепещущую жену, я чувствовал себя выше всех страданий - я все же был счастлив.
Это может показаться невероятным!
Любите так, как я любил тогда, черпайте в ненависти такую силу, какую я черпал в любви, отдайтесь во власть страсти, и пока будет длиться ее власть, вы будете обладать неимоверной, почти сверхчеловеческой энергией.
Решение было принято мной сразу. У несчастного раба есть только один способ защититься от грозящего ему удара - это побег, тяжкий и опасный способ, за который он хватается, рискуя, увы, еще более ухудшить свое положение.
Приготовления были быстро закончены нами. Жена моя вернулась в господский дом и поспешно завязала в узел кое-что из платья. За это время я постарался собрать хоть самые необходимые запасы продовольствия, какие попались мне под руку. Два одеяла, топор, котелок и еще кое-какая мелочь дополнили наше снаряжение. Когда жена моя вернулась, все было уже готово. Мы пустились в путь, сопровождаемые моим верным товарищем - собакой. Я не хотел брать ее с собой, опасаясь, что из-за нее легче откроют наше местопребывание, но мне не удалось отделаться от нее. Если б я привязал собаку, ее вой поднял бы на ноги всех, и за нами сразу же снарядили бы погоню.
Нижняя Виргиния в те годы начинала уже испытывать на себе результаты бедствия, так тяжко обрушившегося на нее позже и - кстати сказать - вполне заслуженного ею. Поля во многих местах опустели. Некоторые плантации, которые могли бы еще, если бы они обрабатывались руками свободных людей, приносить обильный и богатый урожай, теперь покрылись густыми, почти непроходимыми зарослями.
Мне была знакома покинутая плантация, расположенная милях в десяти от Спринг-Медоу. Я бывал там несколько раз вместе с моим молодым хозяином, мастером Джемсом, когда у него еще хватало сил ездить верхом. Он в то годы испытывал странное, почти болезненное влечение к пустынным, необитаемым местам.
Именно туда я и решил направиться теперь.
Дорога, которая вела к этой плантации, и поля, тянувшиеся по обеим сторонам ее, заросли мелким ельником, ветки которого так тесно переплелись, что делали тропинку почти непроходимой. Мне все же удалось не сбиться с пути, но продвигаться вперед было так трудно, что день забрезжил раньше, чем нам удалось достигнуть развалин прежнего господского дома.
Этот дом, построенный когда-то с претензией на изысканность, был очень обширен, но сейчас в нем отсутствовали окна, двери не держались на петлях, а крыша во многих местах обрушилась. Молодые деревья начинали пышно разрастаться во дворе, и дикий виноград обвил стены этого покинутого жилища, погруженного в мрачное молчание.
Конюшни, хлев и те лачужки, в которых когда-то помещались рабы, превратились в груды мусора, поросшие сорной травой.
На некотором расстоянии от дома, на краю глубокого обрыва, из земли вырывался чистый родник и, бурля, скатывался по склону. Он был наполовину засыпан песком и сухими листьями, но вода его сохранила прохладу и чистоту.
Подле родника виднелось небольшое низенькое кирпичное здание, служившее, повидимому, когда-то сыроварней. Дверей не было, и половина крыши обвалилась, но остальная часть ее еще держалась. Отверстия в тех местах, где крыша была сорвана, могли заменить окна, которых в этом необыкновенном строении никогда не существовало, и дать доступ свежему воздуху и свету.
Пышные ветви старых деревьев дарили тень этому маленькому зданию, а более молодая поросль так плотно скрывала его от глаз, что даже на расстоянии нескольких шагов оно было совершенно незаметно.
Мы случайно наткнулись на этот домик, разыскивая родник, из которого когда-то напились с Джемсом, но точное местонахождение которого я забыл.
Сразу же нам пришла мысль временно поселиться здесь. Мы поспешили очистить дом от обломков, которыми он был завален, и сделать его пригодным для жилья.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Я знал, что место, где мы находились, никем не посещается. О покинутом доме ходили слухи, что там водятся призраки, и эти слухи (в добавление к отдаленности от большой дороги и к тому, что заросли слыли непроходимыми) давали уверенность, что нам здесь не грозят непрошенные гости.
В окрестностях было расположено несколько плантаций, на которых еще производились работы. Мы находились в центре обширного участка земли, омываемого двумя реками, протекающими на сравнительно небольшом расстоянии друг от друга; поля, расположенные ниже по берегам реки, обрабатывались. Но от этих полей нас отделяло четыре или пять английских миль, а Спринг-Медоу, ближайшая от нас усадьба, находилась, как я уже говорил, на расстоянии десяти или двенадцати миль.
Я решил, что мы можем спокойно оставаться в нашем убежище и что благоразумнее всего будет переждать здесь конца поисков, которые, несомненно, предпримут сразу же, как только обнаружат наш побег.
Мы постарались устроиться как можно удобнее. Стояло лето, и отсутствие дверей и крыши не причиняло нам пока никаких неудобств.
Груда сосновых веток, уложенная в углу нашего жилища, служила нам постелью. Мы спали на ней великолепно. Подобрав в большом доме какие-то деревянные обломки, я смастерил из них две табуретки и нечто, могущее при надобности сойти за стол. Родник снабжал нас водой, и нам оставалось только позаботиться о пище.
В лесу на кустах и деревьях росло много диких плодов и ягод, а персиковые деревья в некогда роскошном фруктовом саду, хоть и сильно истощенные и заглушенные всевозможными дикими растениями, все же продолжали приносить некоторое количество плодов. Я умел ставить силки и ловить в лесу кроликов и всякую мелкую дичь, великое множество которой водилось в окрестных рощах.
Ключ, снабжавший нас водой, образуя несколько ниже ручей, впадал в небольшую речку, изобиловавшую рыбой. Но главной основой нашего питания служили поля кукурузы, к этому времени уже почти созревшей. Я не колеблясь собирал там нужное нам количество зерна.
В общем, хотя оба мы и не привыкли к такому полудикому существованию, жизнь наша казалась нам очень приятной. Тем, кто привык жить в праздности, трудно себе вообразить, какое наслаждение для человека, долго изнемогавшего в подневольном труде, дать покой своим мышцам. Мне случалось теперь целые часы проводить лежа в тени, углубившись в мечты, безмерно наслаждаясь уверенностью, что я сам себе хозяин. Я упивался сознанием, что могу не бегать взад и вперед, подчиняясь воле другого человека, что я свободен и могу работать или отдыхать, когда мне самому заблагорассудится.
Пусть никто поэтому не удивляется, если освобожденный раб в первое время бывает склонен к безделью, - это для него совершенно новое ощущение. Энергия и инициатива приходят лишь постепенно. Труд в представлении раба неразрывно связан с кнутом и принуждением.
