Несмотря, однако, на то, что обстоятельства складывались для нас как будто благоприятно, необходимо было подумать о будущем. Мы с самого начала понимали, что наше убежище может служить нам только временно и скоро настанет пора покинуть его. Жизнь наедине с Касси казалась мне блаженством, и я готов был бы до конца моих дней прожить в этом уединении, не ощущая потребности в обществе мне подобных: отсутствие этого общения освобождало нас от многих тяжелых страданий. Но, увы, климат в Северной Америке не благоприятствует отшельническому существованию. Наше жилище было в какой-то степени пригодно для лета, но зимой здесь должно было стать невыносимо, - а зима приближалась.
Единственной надеждой для нас была возможность перебраться в так называемые 'свободные штаты'. Я знал, что к северу от Виргинии находятся области, где рабства не существует. Если нам удастся уйти из окрестностей Спринг-Медоу, где меня хорошо знают, не так уж сложно будет пробраться дальше. Цвет нашей кожи настолько белый, что в нас трудно будет заподозрить рабов, и нам легко будет - так нам казалось - сойти за свободных виргинских граждан.
Но нужно было проявить большую осторожность - полковник Мур, несомненно, всюду разослал объявления о нашем побеге и сообщил все наши приметы до мельчайших подробностей.
Я пришел к заключению, что Касси необходимо переодеться. Но кем - вот в чем был вопрос.
Мы решили, в конце концов, что мы постараемся изобразить людей, направляющихся на Север, чтобы там искать счастья. Касси переоденется в мужское платье и сойдет за моего младшего брата.
У меня была прекрасная одежда - последний подарок покойного мастера Джемса. В таком платье мне легко было разыграть роль виргинского путешественника. Но у меня не было ни шляпы, ни башмаков, не было также и костюма, сколько-нибудь пригодного для Касси.
К счастью, мне удалось захватить с собой небольшую сумму денег, которой я также был обязан щедрости моего покойного молодого хозяина. Я бережно хранил ее, смутно надеясь, что она мне когда- нибудь пригодится. Сейчас эти деньги были для нас единственной опорой; они должны были не только покрыть все расходы в пути, но и доставить нам возможность приобрести все необходимое.
Но как использовать эти деньги, не рискуя быть пойманным?
В те годы в пяти или шести милях от Спринг-Медоу и примерно на таком же расстоянии от нашего убежища проживал некий мистер Джемс Гордон, содержатель небольшой лавчонки, где он торговал чем попало. Покупателями были главным образом негры с соседних плантаций.
Мистер Джемс Гордон, или Джимми Гордон, как его принято было называть, был одним из 'белых бедняков', которых немало в ту нору, да верно и теперь, насчитывалось в Нижней Виргинии. Это была особая категория людей, о которых даже рабы говорили с каким-то пренебрежением. У Гордона не было ни земли, ни слуг. Отец его, такой же 'белый бедняк', как и он, не оставил ему никакого наследства. Он не обучался никакому ремеслу, так как в наших краях, где у каждого плантатора есть среди рабов столько ремесленников, сколько ему может понадобиться, свободный мастер не может рассчитывать на работу. Единственное, что оставалось человеку, находившемуся в таком положении, как Джемс Гордон, это попытаться получить место управляющего у кого-либо из богатых соседей. Но в Виргинии желающих занять такое место больше, чем плантаций, которыми приходится управлять. Да кроме того, мистер Джемс Гордон принадлежал к разряду людей беззаботных, ленивых и покладистых, которых в общежитии принято называть разгильдяями. Нечего сомневаться, что он ни при каких условиях не оказался бы способным к неусыпной бдительности и строгости, которых требовали от управляющего хозяева плантаций, убежденные, что единственная забота негров состоит в том, чтобы как можно меньше работать и как можно больше утаить. Гордой, конечно, как и всякий другой, был способен вспылить и наградить здоровыми тумаками любого негра, но ему чужды были постоянная строгость и холодная, систематическая жестокость, благодаря которым некоторые управляющие приобретают репутацию 'образцовых дрессировщиков'.
Нельзя не добавить, что на одной плантации, которой временно управлял Гордон, была обнаружена пропажа большого количества зерна, а виновника найти не удалось. Крылась ли здесь недобросовестность или же просто безалаберность - вопрос этот остался невыясненным. Во всяком случае Гордон лишился места, и после нескольких бесплодных попыток вновь поступить куда-нибудь, решил, наконец, заняться торговлей. У Джемса Гордона не было ни цента за душой. Нетрудно поэтому понять, что его торговые обороты были очень невелики. Основным предметом его торговли было виски, а затем - башмаки и кое- какая одежда, которой негры за свой личный счет охотно дополняли жалкое платье, выдававшееся им хозяевами. Плату он принимал деньгами, но не брезговал ни зерном, ни чем-либо другим, не проявляя чрезмерного интереса к тому, откуда покупатели все это добывают.
Для борьбы именно с этой категорией граждан виргинские законодатели изощрялись в издании строжайших законов.
С помощью таких законов они с похвальной энергией воевали с лицами, пытавшимися получить права 'свободных граждан белой расы'.
Все эти драконовские законы, однако, в большинстве случаев не достигали цели. Вести торговлю с неграми крайне опасно. Решаются на это только люди, которым терять нечего. И все же число их достаточно велико, чтобы служить для плантаторов неиссякаемой темой разговоров и жалоб, а для рабов - единственным источником тех немногих радостей, которых они напрасно могли бы ожидать от щедрости своих господ.
Сказать по совести, эти торговцы были попросту укрывателями краденого, и большая часть того, что приносилось им в оплату за проданные вещи, так или иначе похищалась с плантаций.
Напрасно тирания вооружается всей строгостью законов, напрасно рабовладелец рассчитывает из подневольного труда и пота своих ближних извлечь пользу только для себя… Раб не в силах противиться власти, которую закон дал в руки его господину; символ этой власти - плеть - сумеет подчинить себе самых упрямых и гордых. Но хитрость всегда является оружием слабого в борьбе против угнетателя. Несчастный раб, который весь день трудится ради выгоды своего владельца, - виновен ли он, если с наступлением ночи пытается присвоить себе мельчайшую часть добытого его трудом урожая?
Пусть осуждает его тот, у кого хватит на это решимости. Присоедините, если смеете, ваши негодующие вопли к возмущенным воплям хозяев, тех самых хозяев, которые, не задумываясь, похищают единственное добро раба - его силы и труд. И вот эти-то люди кричат о кражах, о грабеже, - те самые люди, которые изо дня в день доводят этот грабеж до такого совершенства, что ему могут позавидовать пираты и грабители на большой дороге. Раб довольствуется ничтожной добычей, которую предоставляет ему случай, а хозяин с бичом в руке, - разве не собирает он со своих жертв ежегодно обильную дань? Но и этого ему мало. Он продает, получает в наследство рабов - и льстит себя надеждой передать своим детям право и привилегию заниматься этим гнусным грабежом.
Однажды - это было довольно давно - я спас жизнь Джемсу Гордону, и он постоянно выражал мне горячую благодарность за оказанную ему услугу. Произошло это несколько лет тому назад. Устроившись в утлом челноке, он ловил рыбу на реке, вблизи Спринг-Медоу. Внезапно поднялась буря, и челнок перевернулся. Произошло это недалеко от берега, но Гордон не умел плавать, и ему грозила гибель. К счастью для него, мы с мастером Джемсом прогуливались в это время по берегу и заметили человека, барахтавшегося в воде; я не раздумывая бросился в реку и успел схватить утопавшего. Мистер Гордон с тех пор завел привычку время от времени подносить мне мелкие подарки в память об этом случае. Поэтому я и надеялся, что он не откажет мне сейчас в помощи.
Я решил купить у него шляпу и башмаки для себя, мужской костюм для Касси и попросить его проводить нас до дороги, по которой нам следует итти.
Нам предстояло встретить в пути множество препятствий, я знал это, но, не желая заранее терзать себя тяжелыми мыслями, счел за лучшее предоставить будущему разрешить все затруднения.
Нужно было прежде всего повидаться с мистером Гордоном и узнать, в какой мере я могу рассчитывать на его поддержку.
Гордон жил в небольшом домике, где помещалась и его лавчонка. Дом этот стоял на пересечении двух дорог, в пустынной местности, вдали от всякого другого жилья.
Я не решался показаться на проезжей дороге раньше полуночи; был уже поздний час, когда я добрался до дома мистера Гордона. Приближаясь к нему, я не раз в сомнении останавливался: доверить свою судьбу, свободу и все свои надежды человеку, полагаясь на его признательность, а тем более на признательность такого человека, как Джемс Гордон, - было очень неосторожно. Я понимал, что риск очень велик, и сердце мое замирало при мысли, какому утлому челну я собираюсь доверить если не самую жизнь мою, то во
