избежать наказания. В эту минуту прискакал управляющий пострадавшей плантации и поспешил на подмогу свидетелям. Он заявил, что в то время как здесь собирался суд, он проехал к рисовому полю, где ночью заметили грабителя. Там все истоптано, но, судя по следам, которые он постарался тщательно рассмотреть, в поле орудовал явно один человек. Он вытащил из кармана щепку, на которой, по его словам, точно отметил длину и ширину следа, оставленного грабителем.
Этот хитроумный способ применялся нередко и был хорошо известен Томасу. Поэтому он принял против него необходимые меры. Все мы, отправляясь 'на дело', надевали самые большие башмаки, какие только можно было найти, и все эти башмаки были приблизительно одинаковой формы. Таким образом должно было получиться впечатление, что следы принадлежат одному человеку, у которого очень большие ноги.
Заявление управляющего воодушевило судей. Они приказали всем нам усесться на земле, для того чтобы удобнее было измерить наши ступни.
На плантации работал негр по имени Билль. Это был тупой безобидный парень, не имевший никакого отношения к нашей компании. Но, к его несчастью, он оказался единственным из невольников, нога которого вполне подходила под мерку. Судьи в одни голос завопили, что пусть они будут прокляты, если не он - вор. Способ выражаться вполне соответствовал этому высокому судилищу.
Напрасно несчастный отрицал свою вину и молил о пощаде. Ужас, выражавшийся на его лице, его замешательство и растерянность только укрепили убеждение в его виновности. Чем горячее он отрицал свое участие и клялся, что ни в чем не повинен, тем упорнее судьи стояли на своем.
Его без всяких дальнейших церемоний признали виновным и приговорили к повешению. Вступиться, заявить, что виновники - мы, не имело смысла. Это привело бы лишь к тому, что нас повесили бы вместе с ним…
Как только был вынесен приговор, немедленно приступили к приготовлениям. Подкатили пустой бочонок и установили его под деревом, росшим подле крыльца. Несчастного парня заставили вскарабкаться на бочку. На шею ему набросили веревочную петлю, а другой конец веревки перекинули через толстый сук над его головой.
Судьи успели уже так опьянеть, что даже не чувствовали необходимости в каком-либо церемониале. Один из них самолично ударом ноги опрокинул бочонок, и несчастная жертва каролинского правосудия, страшно подергиваясь, повисла в воздухе.
После совершения казни рабов отослали в поле, в то время как мистер Мартин в компании джентльменов-судей и еще нескольких человек, которых слухи о происшествии привлекли в Лузахачи, затеял пир, скоро перешедший в настоящую оргию, продолжавшуюся весь день и всю следовавшую за ним ночь.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Изнемогая под властью хозяев, рабы живут в постоянном страхе. Этот страх служит лучшей опорой власти владельца - и это единственное человеческое чувство, которое владелец стремится внушить своей живой собственности. Решив повесить несчастного, о печальной судьбе которого мы рассказали в предыдущей главе, судьи вовсе не были уверены, что именно он - виновник; да этот вопрос их не очень-то беспокоил: целью приговора было внушить страх и тем самым приостановить ограбление соседних плантаций. В известной мере это было достигнуто: как ни старался Томас ободрить нас, мы были страшно подавлены и не чувствовали желания помогать в осуществлении его планов, которые, по мере того как возрастали препятствия, становились все более дерзкими и смелыми.
Особенно один из нашей группы был так потрясен участью несчастного Билля, что, казалось, потерял всякую власть над собой, и мы со страхом ежечасно ожидали, что он выдаст всех нас. В первый вечер после казни он был в таком ужасе, что, вероятно, с легкостью сознался бы во всем, если б только кто-нибудь из белых оказался достаточно трезв, чтобы выслушать его. Немного погодя он как будто успокоился, но в течение следующего дня
Мы уже готовы были успокоиться, как вдруг произошло нечто, заставившее нас искать спасения в бегстве.
Какие-то люди, проходя по берегу реки, заметили нашу лодку, которую мы в ту ночь в спешке не укрыли с обычной тщательностью. В лодке находилась не только часть мешков с рисом, за которыми мы до сих пор не могли решиться сходить, но и вся наша обувь, вполне соответствовавшая мерке, предъявленной на суде. Это могло служить явным доказательством того, что в набегах участвовало много людей, а так как одного из них удалось проследить до самой Лузахачи, то и остальных, несомненно, нужно было искать здесь же.
К счастью, меня заблаговременно предупредила обо всем одна из служанок управляющего, с которой я поддерживал дружеские отношения. Девушка рассказала, что к управляющему прискакал какой-то незнакомый джентльмен. Лошадь его была вся в мыле, и он, казалось, очень спешил. Он настойчиво потребовал, чтобы его немедленно провели к мистеру Мартину. Когда управляющий вышел к нему, неизвестный выразил желание поговорить с ним с глазу на глаз. Мистер Мартин провел приезжего в другую комнату, где они и заперлись.
Девушка, несмотря на свой простоватый вид, была умна и сообразительна. Она решила подслушать этот таинственный разговор. Ею руководили одновременно и любопытство и мысль о том, что она таким путем окажет мне услугу.
Ей удалось спрятаться в каморке, отделенной только тоненькой перегородкой от комнаты, где беседовали мужчины. Таким образом она узнала все то, что я уже изложил вкратце. Ей, кроме того, стало также известно, что суд соберется завтра снова в Лузахачи, и она поспешила предупредить меня.
В свою очередь я обо всем сообщил Томасу. Мы сразу же сошлись на том, что необходимо бежать, и немедленно известили товарищей о нашем намерении и причинах, вызвавших его. Они не колеблясь согласились отправиться вместе с нами, и мы решили двинуться в путь этой же ночью.
Как только наступил вечер, мы покинули плантацию и направились в сторону леса. Зная, что за нами будет организована погоня, мы решили разделиться на несколько небольших отрядов.
Мы с Томасом пожелали остаться вдвоем. Остальные двинулись по-двое, по-трое в разных направлениях.
Пока было темно, мы шагали вперед так быстро, как только могли. Когда начало светать, мы углубились в лес, росший на болоте, и, наломав веток и мелких сучьев, устроили из них подстилку и улеглись спать.
Мы были утомлены долгой ходьбой и спали очень крепко. Когда мы проснулись, было уже после полудня. Хотелось есть, но у нас не было с собой ничего съестного. Мы сидели, раздумывая, что предпринять дальше, как вдруг в отдалении раздался собачий лай. Томас несколько мгновений напряженно прислушивался.
- Мне этот лай знаком! - воскликнул он. - Это лает знаменитая ищейка мистера Мартина. Тебе, наверно, не раз приходилось слышать, как он хвастается ее подвигами при охоте на беглых.
Я молча кивнул.
Мы находились на густо заросшем болоте. Здесь было трудно стоять на ногах и почти невозможно двигаться. Пересечь болото было немыслимо, и мы решили как-нибудь добраться хотя бы до ближайшей опушки леса, где почва была более твердой, а поросль значительно менее густой; оттуда мы сможем продолжать наш путь.
Мы уже почти добрались до леса, но лай все приближался. Собака, видимо, нагоняла нас.
Томас вытащил из кармана широкий, хорошо отточенный нож.
