— Конечно, читаю! Я получила очень хорошее воспитание!
— Значит, читать книги это хорошо? А писать — плохо? Вот здесь лежат записи Микаела, сделанные им до того, как он решил покончить с собой именно по той причине, что не мог найти своего места в жизни. Прочитай их — и после этого называй его шутом! Кстати, профессия шута не относится к числу презираемых.
Анетта задрожала. Она питала большое уважение к происхождению Александра, и получить от него такой нагоняй…
Покорно, со слезали обиды на глазах, она села и начала читать.
В тот же вечер она пошла в Элистранд к Александру, взяв с собой записи.
— Микаел нашел свое место в жизни, — смущенно произнесла она. — Я буду поддерживать его во всем.
Александр радостно обнял ее.
— Я так и думал, Анетта! Это не легко для тебя, отбросить все, чему тебя учили в детстве. Ты позволишь мне поговорить с ним завтра об этих записях?
Она горячо кивнула, не в силах ответить, уставясь на его роскошный халат.
И Александр сказал Микаелу, чтобы тот продолжал писать. О Людях Льда и обо всем, что было у него на сердце. Микаел страшно обрадовался, и в течение всего периода выздоровления собирал детальные сведения о своей родне. Он писал и писал, переделывал и переписывал начисто, так что к концу дня у него просто отваливались руки. Когда же он собрал все, что мог, он начал писать семейную сагу, целиком полагаясь на свою фантазию. Он читал вслух избранные отрывки, ужасно гордясь этим, сверкая глазами. И все хвалили его — ведь писал он в самом деле прекрасно. Маттиас не протестовал против неумеренного потребления бумаги: он втихомолку заказал еще дорогостоящего материала.
Семья переживала в это время материальные трудности, как и само государство. Запасы прошлых лет изрядно истощились, тем более, что приходилось помогать мелким фермерам и арендаторам в Гростенсхольме.
Маттиас спокойно относился к тому, что его врачебная практика не давала ему абсолютно никаких доходов.
Всех выручал Александр Паладин. Никто напрямую не обращался к нему, но он сам видел, как обстоят дела, да и Габриэлла намекала на это отцу в особенно трудных ситуациях. Поэтому он выделил им солидную сумму из своего огромного состояния. После этого все с облегчением вздохнули, а Лив бросилась на шею своему зятю.
Микаел понемногу возвращался к жизни. Если позволяла погода, Анетта шла с ним гулять по живописным окрестностям. Они начали с небольшой прогулки по Липовой аллее, потом стали уходить подальше. Между ними не произошло еще решающего разговора, проясняющего их отношения. Вместо этого Анетта старалась показать ему свою заботливость и внимание. Собственно говоря, им осталось преодолеть самый последний барьер.
Сесилии было совершенно ясно, что их тревожит.
— Напои ее допьяна, Микаел, — как всегда, прямолинейно, сказала она однажды, — иначе ты никогда не наведешь порядок в ее чувствах.
Он был шокирован. А она продолжала убеждать его в этом.
— Анетте нужно расслабиться, чтобы преодолеть торможение. А это тебе никогда не удастся сделать с твоей чрезмерной деликатностью.
— Ты что, хочешь, чтобы я ее изнасиловал?
— Нет, это было бы хуже всего. Напои ее так, чтобы она ничего не соображала. Больше нечего тебе посоветовать. И я уверена, что все пойдет, как по маслу.
Вскоре датская семья уехала, а вслед за ними стало подумывать об отъезде и шведское семейство. В один из последних дней, проведенных на Липовой аллее, Анетта сказала:
— Микаел… Доминик привык играть с детьми. А когда он вернется домой, то снова будет один… Не хочешь ли ты прогуляться немного и поболтать?
На лице ее была написана озабоченность, он хорошо это видел. «О, нет, Анетта, — подумал он, — у меня другие планы».
— С удовольствием. Не попросить ли нам лодку у Калеба? Мы могли бы покататься по озеру.
Это предложение Анетта восприняла с растерянностью. Она не рассчитывала на водную прогулку, но почему бы не попробовать? В лодке она будет в относительной безопасности…
Нет, что это за мысли? Неужели она никогда не освободится от своих комплексов?
Похоже, что нет.
Им, конечно же, сразу дали лодку, и они поплыли по небольшому озеру, расположенному неподалеку от церкви.
Каким галантным был Микаел! Он прихватил с собой вино и печенье, и всю дорогу, пока они плыли по озеру, был таким предупредительным. Анетта почувствовала сладкое опьянение.
День был теплым, но пасмурным. Над озером висела дымка, постепенно сгустившаяся в туман. И внезапно Микаел и Анетта оказались в сером облаке, за пределами которого ничего не было видно. Все вокруг было серым, все контуры были размыты, голоса их звучали приглушенно, нигде не отдаваясь эхом. Вода и туман сливались в единую безбрежную стихию.
Все это создавало удивительное настроение. Анетта прилегла на корме, подобрав слегка свою роскошную юбку, чтобы не замочить ее в воде, что была на дне лодки.
— Мы одни в целом мире, — сказал Микаел.
Она смотрела на его сильные руки, держащие весла. Голос его был таким басовитым, сам он был таким рослым и мужественным… И прежний страх снова охватил ее.
— Да, — прошептала она и покраснела.
— Анетта, — нежно произнес он, — мы с тобой так сблизились здесь, на Липовой аллее…
С чисто французской непосредственностью она выпалила:
— Да, но это было, пока ты…
Она испуганно замолчала.
— Пока я был слабым и беспомощным? Ты это хотела сказать?
Еще больше покраснев, она опустила голову.
— Ты здесь в безопасности, — будучи несколько задетым, произнес он.
— Я не это имела в виду, Микаел.
Но он с невозмутимым видом переключился на нейтральную тему.
— Посмотри, сколько красок в этом тумане!
— Красок? — ничего не понимая, произнесла она. — Но я вижу здесь только молочно- белый цвет, немного серого…
— Но разве ты не видишь пастельные тона? Там, где сквозь туман пробивается солнце, появляется розовый цвет. На фоне же неба туман кажется светло-бирюзовым.
Анетта смотрела по сторонам, для нее все было серым. «Нужно быть художником, чтобы видеть это», — подумала она.
У нее появилось ощущение легкости, ей вдруг стало все равно, что она говорит и что делает. Так на нее подействовало вино. Ей не следовало пить его.
И снова она посмотрела на его руки, о чем-то задумалась. Посмотрела на его сильные плечи, на его бедра с напрягшимися под тканью мышцами…
«Я была в объятиях этого мужчины, — растерянно подумала она, — и он был в моих… Я родила от него ребенка. Неужели это и в самом деле так?»
Его прекрасные, преисполненные любви глаза на мужественно очерченном лице, его
