— Да. Снова Феодора.
— Верно. Но нижнее… — и Петер прочитал по буквам: — А-Н-С-И-О-Л-А!
— Это как раз то, что надо! — прошептал Хейке. — Давай скорее! Топор! А то солнце совсем исчезнет за горизонтом. Смотри, небо уже блекнет!
Могила совершенно заросла лесом, протягивающим свои щупальца из-за стены. Здесь было настоящее буйство ветвей и корней, а там, где оставалось пустое пространство, поверхность камня была завалена многолетним слоем опавшей листвы. Петеру пришлось изрядно потрудиться, чтобы добраться до надгробной плиты.
— Топор не берет, — пожаловался он, — он отскакивает от корней, как от толстой кожи.
— Топор должен быть достаточно острым. Дай-ка я попробую!
В лихорадочной спешке схватив топор, Хейке ударил им по первому попавшемуся кряжистому корню. Никакого действия!
Он снова попытался.
— Бесполезно, — пробормотал Петер. Наклонившись, он принялся рассматривать землю вокруг надгробия.
— Что ты делаешь? — спросил Хейке.
— Ищу отверстие.
Хейке понял, что ищет его товарищ. Когда речь шла о вампирах, люди обычно искали небольшие отверстия, похожие на норки змей, или смотрели, нет ли взрыхленной почвы вокруг могилы — это был путь, по которому они выходили по ночам наружу, потому что вампиры могли превратиться в кого угодно.
Но Ансиола-Феодора не была вампиром, это мог подтвердить в деревне каждый.
— Ты что-нибудь нашел?
— Нет. Совершенно ничего.
Хейке молча кивнул. Он снова ударил по корню топором, но с таким же успехом он мог пытаться поднять с земли дракона.
— Нам остается только убраться восвояси, — сказал Петер, которому явно не терпелось покинуть это место, чтобы отправиться к Николе.
И тут в памяти Хейке всплыло одно воспоминание. Из далекого детства, когда он долгие часы просиживал в тесной клетке. Воспоминание о песенке, которая сама вертелась у него на языке и слов которой он не понимал.
— Подожди, — сказал он Петеру.
Его товарищ нехотя повиновался.
Медленно-медленно в памяти Хейке всплывали забытые слова, из которых складывались рифмы. Произносимые помимо его воли, они медленно стекали с его губ, неуверенно соединяясь друг с другом…
Петер уставился на него.
— Господи, — наконец прошептал он. — Это же
Хейке лишь краем уха слышал, что Петер назвал его заклинателем духов и что пел он колдовские песни. Хейке не принадлежал больше самому себе, пение целиком захватило его, как это однажды было с Ульвхедином, как это было с Ханной.
Петер стоял, как зачарованный, и смотрел на него, не в силах ничего предпринять, не в силах поднять даже топор. И Хейке сам поднял топор и, не прерывая пения, ударил им по корню.
Корень с треском лопнул и скорчился, как в предсмертных конвульсиях. При виде этого Петер лишь испуганно покачал головой, по-прежнему не решаясь пошевелиться. А Хейке рубил корень за корнем, пока вокруг могилы не образовалась целая куча скрюченных обрубков.
От судорожного движения корней опавшая листва шуршала и шелестела.
Наконец надгробная плита была расчищена. Очнувшись, Петер принялся лихорадочно сметать с нее листья. Листва была влажной и грязной, ему пришлось потом вытирать руки.
Они посмотрели друг на друга, одинаково напуганные. Колдовство Хейке закончилось.
Плита была очень тяжелой. Они встали с одного конца и приподняли ее, прислонив к стене, как приподнимают крышку погреба.
И в сумеречном свете они увидели на дне могилы большой, тяжелый, необычайно широкий гроб.
— Они лежат в одном гробу, — неуверенно произнес Петер. — Никогда раньше не слышал о таких пещах!
— Я тоже. Но здесь должна быть наша Ансиола.
— Да.
И снова они вопросительно посмотрели друг на друга. Потом спрыгнули в не особенно глубокую могилу и осмотрели гроб. Они заметили, что гроб сделан не из дерева, но гроб был таким старым, что они не могли определить, из какого материала он был сделан.
— Это не дерево, — прошептал Петер, и Хейке понял, что он имел в виду. Те, что хоронили, хотели быть уверены в том, что покойник не сможет выбраться из гроба.
Огромные замки заржавели от времени, и не стоило особого труда их открыть. После этого они осторожно подняли крышку гроба, заранее трепеща от страха перед тем, что могли увидеть. Если бы в гробу лежал вампир, труп выглядел бы как живой, а гроб, возможно, был бы измазан кровью. Все прочие виды призраков также имели вид живых существ.
Крышка была поднята.
Ничего подобного они не увидели. И все же они были очень удивлены.
Там лежали два скелета. Один из них принадлежал взрослой женщине, другой же был скелетом ребенка, лежащим на ее мертвой руке.
Сначала они ничего не поняли.
— Разве у Ансиолы был
— Очевидно, так. Никто об этом ничего не говорил.
Еще раз взглянув в гроб, Хейке сказал:
— Во всяком случае, здесь мы ничего не найдем, здесь нет никакого призрака. И мы осквернили их могилу!
— Наша теория оказалась несостоятельной.
— Да. Или нет, я не знаю. Возможно, речь идет о привидениях, ведь те поддаются распаду.
— Может быть, нам следует положить сюда кусок железа?
— Я прихватил с собой стальной стержень, — признался Хейке, — чтобы воткнуть его в сердце этой нечисти. Но в данном случае это не подходит. Если бы я был христианином, я положил бы в гроб крест. Это был бы выкуп за то, что мы потревожили покойников.
Петер тут же снял через голову цепочку, на которой висел маленький крестик.
— Совесть моя тоже нечиста. Я положу этот крест между ними. Не прочитать ли мне молитву?
— Да, а ты умеешь?
— Конечно!
Он положил в гроб крест, и когда они закрыли гроб и отошли от могилы, он сложил руки и прочитал короткую молитву, одновременно прося прощения за свое преступление. После
