и тогда все приходили на помощь, обрубали топором ветки, расчищали путь.
Все четверо взрослых мужчин помогали детям собрать рассыпавшийся мох, чтобы те не вернулись домой с пустыми корзинками.
Дети были явно напуганы. И не потому, что не знали дороги, ведь мох указывал им путь. Нет, они опасались, что на том самом месте никого не окажется. Что, если они просто одурачили всех этих людей и этого доброго доктора? Что, если это была не старуха, а какая-то нечисть? Ведьма, кикимора или еще какая-то гадость?
Наконец они взобрались на холм, всем стало сразу легче. Комочки мха по-прежнему указывали им путь и привели прямо к скалам.
Они поднимались уже около двух часов, день шел на убыль, в это время года начинало рано темнеть.
«Что скажут отец с матерью?» — думали дети. Ведь они не явились домой вовремя. Неужели их опять ждет порка?
Но пока еще было светло, вопрос был только в том, успеют ли они вернуться домой до наступления темноты.
Они шли неуверенно вдоль скал.
Мужчины, с лошадью и телегой, следовали за ними. Слышался только жалобный скрип колес.
Шаги детей становились все медленнее и медленнее.
Наконец они остановились. Белых комочков мха уже не было видно.
— Это было здесь… — сказал мальчик, не осмеливаясь поднять глаза на взрослых.
Трава в этом месте была примята, ее не покрывал серебристый слой инея.
Один из мужчин сухо заметил:
— Все ясно. Теперь ее здесь нет. Может быть, она просто заснула? А потом встала и пошла? На лицах детей появился румянец стыда.
— Она была очень больна, — смиренно произнес мальчик.
Его маленькая сестра кивнула. Мужчины огляделись по сторонам. Перед ними возвышалась скала. Двое из них отправились на поиски. — Вот! — крикнул один из них. — Она лежит здесь, среди деревьев!
— Значит, она смогла перебраться туда… — пробормотал другой.
— Не такая уж она и беспомощная. Но ему пришлось взять свои слова обратно, как только он подошел к ней.
— Бедняга… — произнес один из них.
У Кристоффера защемило сердце. Конечно, он видел много несчастных в больнице, но он не мог себе представить, что человек может быть таким истощенным, как эта женщина.
— Настоящий скелет, — сказал один из мужчин.
— Но она вовсе не старая, — заметил другой. — Это же совсем молодая женщина!
— Уж не Марит ли это из Свельтена? — предположил третий. — Я ни за что не узнал бы ее, если бы не эти светлые, вьющиеся волосы. Да, в самом деле, это Марит из Свельтена. Но, Господи, что же случилось с ней?
Опустившись на колени возле лежащей женщины, Кристоффер констатировал, что она еще жива. И он не мог понять, как это было возможно.
— Кто такая Марит из Свельтена? — спросил он, желая получить разъяснения.
Человек, узнавший ее, произнес извиняющимся тоном:
— Просто женщина с ближайшего хутора. Она с детства ухаживала за своим злобным отцом. Все остальные подались на запад, в Америку. Она нелюдима, я видел ее в деревне только пару раз, она и слова-то сказать как следует не может, шарахается от всех. Но грех на нее сердиться.
— Что теперь говорить об этом… — произнес Крис-тоффер сквозь зубы.
— Она была хороша собой, — продолжал крестьянин. — Но никто не хотел жениться на ней из-за ее мерзкого отца. Да и сама она была немного странной.
Кристоффер с ужасом произнес:
— У нее во рту пучки травы!
— Листья морошки, — уточнил мужчина, сидящий рядом с ней на корточках. — Неужели она ела их?
— Нет, похоже, она тут же выплюнула их, — заметил Кристоффер, совершенно потрясенный увиденным.
— Ее мучил голод, — сказал один из мужчин. — Она просто умирала от истощения. Думаю, она еще не умерла, но…
— И не только это, — сказал Кристоффер. — Когда я дотронулся до нее, она вся сжалась, словно при сильной боли.
— Разве это не взаимосвязано? Голод и боль.
— Это не настолько взаимосвязано, чтобы человек так реагировал в бессознательном состоянии. Смотрите!
Он осторожно коснулся ее истощенного тела, и все заметили гримасу боли на ее лице и попытку освободиться от этого прикосновения.
Кристоффер выпрямился и глубокомысленно вздохнул.
— Конечно, мы должны отправить ее в больницу. Но она совершенно истощена, ее нужно немного подкормить. Но если дело обстоит так, как я думаю, и у нее проблемы с пищеварением, то она вообще ничего не сможет есть.
— И тогда она умрет, — с находчивостью констатировал один из мужчин.
— Вот ведь дилемма!
— Давайте попробуем, — предложил Кристоффер. — У нас осталось немного молока?
Ему подали ведерко. Дети, осмелевшие после того, как нашли женщину, уже вели себя не так скованно. На лицах их было написано что-то вроде гордости. Может быть, они спасли человеку жизнь?
Но на это надеяться особенно не приходилось.
К большому облегчению Кристоффера женщина вдруг открыла глаза. Он дружелюбно улыбнулся ей, чтобы она не испугалась, ведь очнулась она в весьма необычной обстановке.
— Вот, — ласково произнес он. — Попробуй выпить немного молока! И скажи мне, что у тебя болит.
Несмотря на страшное истощение, несмотря на то, что лицо ее напоминало голову мумии, Кристоффер заметил, что женщина красива. И даже ее затуманенные смертью глаза несли на себе отпечаток трогательной, патетической красоты. Он почувствовал клубок в горле при мысли о том, как она страдала в одиночестве, и в улыбке его появилась неуверенность…
Марит очнулась для того, чтобы снова почувствовать страшную боль. Где она находится? Она чувствовала холод, она совершенно окоченела. Взгляд ее был затуманенным, но она различала вокруг себя множество людей.
Один из них что-то спрашивал у нее, но она не в состоянии была что-либо ответить ему.
В конце концов ей удалось остановить на нем взгляд. Какой красивый мужчина! И какой строгий! Нет, строгими были только черты его лица, сам же он был добрым.
Как он изящен! Ну прямо ангел небесный! Может быть, она уже в раю? Нет, ведь она терпеть не могла своего отца. Куда же она попала?
— Простите… — произнесла она и закрыла глаза.
Мольба о прощении была типичной для всего мировосприятия Марит.
Она снова услышала настойчивый голос. На этот раз она поняла, что ей предлагают
