— На автомобиле?
В те времена это было необычное средство передвижения. Считанные люди в Норвегии имели автомобили.
— Да, он одолжил его у своего приятеля. И вот с ним случилась беда! Несчастный мальчик! Обе ноги… Мы прибыли с ним сюда четверть часа назад.
Глубоко вздохнув, Кристоффер сказал:
— Я немедленно осмотрю Бернта. Но сначала я должен сделать другую операцию. Вот этой женщине.
— Кто она такая? — бесцеремонно произнес советник, бросая одновременно с дочерью агрессивный взгляд на носилки.
— Молодая женщина с одного хутора. Я вернулся в больницу до назначенного срока, чтобы прооперировать ее. Теперь дорога каждая минута. Сестра, дайте распоряжение о подготовке к операции на слепой кишке! Позовите персонал из операционной!
Медсестра заколебалась.
— Все и так готово к операции. Персонал готов приступить к операции. Мы ждали, что Вы приедете чуть позже и прооперируете Бернта Густавсена. Но к счастью вы уже здесь, доктор!
— Дайте персоналу распоряжение приготовиться сначала к операции на слепой кишке!
Медсестра ушла. Лиза-Мерета окинула Марит критическим взором.
— Но это же просто скелет! Разве может быть такой девушка с хутора?
Кристоффер стиснул зубы. Он уже начал переодеваться.
Советник подошел к нему почти вплотную и негромко произнес:
— Ты получишь дополнительно пять тысяч, если сначала займешься Бернтом.
— Советник Густавсен, я сказал, что немедленно осмотрю его. И если я решу оперировать его первым, то сделаю это не ради денег, а из-за его критического состояния.
Он сам заметил, каким холодом веяло от его слов.
— Пойдемте, — добавил он, — я осмотрю его!
Бернт Густавсен был, бесспорно, в плачевном состоянии, с несколькими переломами на обеих ногах. Вне всякого сомнения, ему необходима была быстрая операция.
Об этом Кристоффер сказал Лизе-Мерете и ее отцу.
— Но в данный момент жизнь его не в опасности. Чего нельзя сказать о Марит из Свельтена. Поэтому я займусь сначала ею. Бернт же получил дозу морфия и теперь спит.
Советник приблизил свое лицо к лицу Кристоффера, так что тот заметил, что ему не мешает подлечить зубы.
— Кристоффер, если ты сделаешь то, о чем я тебя прошу, я позабочусь о том, чтобы и дальше вкладывать средства в эту больницу. В противном же случае…
Это была явная угроза. Кристоффер почувствовал раздражение.
— Советник Густавсен… Я обещаю сделать для Бернта все, что в моих силах, даю вам слово. Но только ради самого юноши. И ради вас, его родственников. Но не из-за экономических соображений…
Он хотел было сказать «экономического давления», но сдержался.
— Я могу прекратить всякую помощь больнице! Кристоффер отвернулся, чтобы вымыть руки.
— У меня и самого есть средства, советник, и я незамедлительно использую их по назначению. А теперь извините, мне пора за дело. Чем скорее я закончу операцию на слепой кишке, тем скорее я смогу заняться Бернтом. Нет, Лиза-Мерета, не касайся меня, я должен быть, по возможности, стерильным.
Говоря это, он улыбнулся своей возлюбленной, но она резко повернулась и вышла. Ее отец молча последовал за ней.
Кристоффер тяжело вздохнул. Эта стычка настолько возмутила его, что у него теперь дрожали руки. А этого бы не должно было быть.
Плохо было и то, что он не спал всю ночь, ему не мешало бы теперь прилечь.
Сделав кое-какие распоряжения относительно ухода за Бернтом, он отправился в операционную.
Он никогда не оперировал таких худых людей. Он с тревогой смотрел на это жалкое подобие человеческого тела, состоящего, казалось, из одних костей. Но слепая кишка была по-прежнему целой, и он не понимал, как такое могло быть. Он не решался давать ей наркоз. В этом, собственно, и не было необходимости, поскольку она и так лежала без сознания. Но что, если она проснется?..
Это было бы катастрофой.
Он не был уверен в том, что ее изможденное тело выдержит действие эфира, а это было лучшее наркотическое средство, имевшееся в его распоряжении. Этот наркотик действовал наверняка и подавался прямо в рот. В те времена еще не было известно, что эфир плохо действует на печень и на мозг, хотя в качестве одноразового наркотического средства он был относительно безопасен. Кристоффер был как раз обеспокоен побочными действиями этого наркотика. Эфир обычно вызывал потом сильную тошноту, а этого в случае с Марит из Свельтена допускать было нельзя. Рана могла открыться и…
Но тут его мысли переключились на другое.
Едва он прикоснулся к воспаленной слепой кишке, как она лопнула между его пальцами и все ее содержимое вылилось в открытую рану.
— Черт возьми! — пробормотал он. — Сестра, скорее, надо все это вычистить, пока кишка не опорожнилась!
Они долго и лихорадочно возились с истощенным телом бедной Марит. «Господи, — все время повторял про себя Кристоффер. — Господи, Ты ведь помнишь, о чем я просил Тебя? Пусть эта молодая женщина получит право прожить свой земной срок счастливо. Не перекладывай все на мои плечи, помоги хоть немного, будь добр! Говорят, ни одна пташка не погибнет без твоего ведома. Нет, надо говорить не так: Ты видишь всякую смерть, хотя это и звучит не слишком утешительно. Или: „Ты знаешь о каждой смерти“. Нет, это тоже не годится. Пошевели же хоть пальцем, сделай что-нибудь! Сотвори маленькое чудо, это же Тебе ничего не стоит сделать!»
Взяв себя в руки, он попросил у Господа прощения за свои непочтительные слова. «Я слишком устал и раздражен, я сам не знаю, что говорю», — пробовал он оправдать себя.
Наконец, тщательно проверив, все ли на месте, он снова зашил тело бедной Марит. И в который уже раз спросил: «Она еще жива?» И в ответ ему снова кивали. И каждый раз этот кивок был озабоченным, неуверенным.
Операция была закончена. Предоставив все остальное медсестрам, он пошел мыться.
Господи, как он устал! И его ждала еще одна операция, возможно, более сложная, чем первая. Ему никогда не нравилось оперировать переломы ног, по ходу дела возникал ряд непредсказуемых факторов. Операция никогда не проходила без изъяна, в любом случае на ноге оставалась шишка или искривление, которое невозможно было потом выправить.
Когда он вышел в приемное отделение, навстречу ему тут же поднялись Лиза-Мерета и ее отец.
— Что-то слишком долго… — недовольно произнес советник.
— Были осложнения… — пробормотал Кристоффер, торопливо пожимая руку Лизе- Мерете.
— Осложнения? Это может стоить жизни моему сыну!
— Вряд ли. Мне только что сообщили о его состоянии. Оно удовлетворительно. Я только
