Он сразу же остановился и взял ее безвольно висевшие руки в свои. Он стоял к ней близко и Бенедикте показалось, что от него исходит притягательная сила. Она не смела поднять глаза.
Он выпустил одну ее руку и осторожно приподнял ее подбородок. Его глаза были наполнены такой нежностью и любовью, что у Бенедикте закружилась голова. «Не смотри на меня так, — подумала она. — Иначе я выдам свои чувства к тебе».
Но Сандер и так прочитал их полностью, ей не удалось, наверное, скрыть их от него!
Когда он увидел, как сильно она была смущена, он быстро и сердечно обнял ее, а затем отпустил, а потом начал спускаться по тропинке и болтать, как будто бы совсем ничего не произошло.
«Ему не надо было делать этого со мной, — звучало в голове у Бенедикте. — Разве он не понимает, что моя любовь к нему усиливается до штормовой силы, и что он заставил меня поверить в невероятное?
Никогда не обижать женщину? Может быть, поэтому он казался таким нежным? Ах, разве он не понимает, что ранит меня таким образом вдвойне? Дарит надежду — которая никогда не может осуществиться!
Сандер, Сандер, никто кроме тебя не делал меня такой счастливой и такой отчаявшейся! Ты волнуешь меня, разбиваешь мне сердце, и я совершенно беззащитна против твоего невероятного обаяния.
Сколько продлится это, когда закончится? Где мне взять силы, чтобы жить — потом, когда наше путешествие завершится, и мы пойдем каждый своей дорогой? Моя жизнь никогда уже не станет прежней.
Потому что я люблю тебя так, что сердце может разорваться. Я думала, что это лишь банальная фраза, но теперь, когда на меня саму обрушились все эти напасти, я чувствую, что ничего банального тут нет. Это тяжелая, горькая реальность».
После продолжительных расспросов в деревне их направили к пожилому человеку по имени Эмиль. Он сидел возле своего маленького дома, опершись руками на корявую палку, под носом висела маленькая прозрачная капля. Зубов у него больше не осталось, взгляд был затуманенный, но слышал он по-прежнему хорошо и мог довольно внятно объясняться.
— Чтоб тебя, — сплюнул он в сторону, что означало его мнение о Ферьеусете. — Это проклятое место, и оно было таким все время своего существования!
— Да, мы понимаем, — сказал Сандер, который действительно мог разговорить любого. Его обаяние и врожденная любезность заставляли каждого встречного чувствовать особое расположение к нему. — Но никто не может нам толком рассказать о том, что случилось давным-давно там, наверху. Мы спросили Ливора с соседнего хутора, но он…
— Ливор? — прыснул старик с особенным презрением. — Этот хлыщ ходит петухом и хвастает, как много он знает о Ферьеусете. Ничего он не знает. Ничего!
— Я так понимаю, что ты прожил там много лет? — осторожно начал Сандер.
— Всю свою жизнь. Кроме двадцати пяти последних лет. Я бы не сказал, что я скучаю по родной деревне, хотя там наверху было чертовски красиво осенью.
Сандер сочувственно кивнул и присел рядом со стариком, а Бенедикте пристроилась с другой стороны. Затем Сандер нерешительно сказал:
— Есть одно из многих преданий, которое мы решительно не понимаем. Вот это, о неприятном незнакомце, который пришел в Ферьеусет, мимоходом. И который несправедливо обошелся с паромщиком?
Старик беспокойно поежился.
— Лучше бы забыть обо всем этом.
— Нет, мы никак не можем этого сделать. Потому что мы здесь, чтобы снять проклятие, наложенное на деревню.
— Ты разве священник, парень? — сказал Эмиль и искоса посмотрел на Сандера. — Ты выглядишь совсем не так, я бы сказал, скорее наоборот. Бойкий парень, подумал я сразу же, как только тебя увидел. Но священнику нечего делать в Ферьеусете, там правит совсем другая религия.
Сандер усмехнулся. Он внезапно положил руку на талию Бенедикте и быстро прижал ее к себе в порыве тайного взаимопонимания. «Не делай этого, — подумала она. — Было бы намного лучше, если бы ты прямо сказал, что ты не хочешь иметь со мной ничего общего».
Но она, конечно же, наслаждалась его обществом!
— Нет, ты прав, — сказал Сандер Эмилю. — Я, наверное, больше жизнелюб, чем аскет. Но среди нас есть один человек, который действительно может загнать зло обратно туда, откуда оно пришло. Чтобы мы могли сделать это, нам необходимо больше знать о том колдовстве.
— Хм, — сказал старик. Он долго размышлял, время от времени испытующе посматривая на них. — Что ж, это, наверное, правдоподобно. И вы, разумеется, пришли к нужному вам человеку. Но этот паромщик…
— Да, что там с ним случилось, собственно? Эмиль долго молчал, стиснув десны так, что нос почти касался подбородка. Потом выдавил:
— Их было двое.
— Что за черт? — удивленно сказал Сандер. — Два паромщика, ты говоришь? Ну да, это же, наверное, вполне нормально. То, что они время от времени сменялись на работе?
— Один из них был не вполне… нормальный.
— Ты имеешь в виду, что он был душевнобольной?
— Нет, нет! Он был… привидением! Сандер тревожно поерзал.
— Подожди… Подожди-ка! Ты же, наверное, не хочешь сказать, что тот паромщик мерещился с тех самых пор… с тех незапамятных пор?
— Нет, не тот самый. Вначале там был священник…
— Священник???
— Да, я точно не знаю. Так говорят.
— Продолжай, — пробормотал Сандер довольно устало.
— Да, а потом пришел тот незнакомец.
— Так, значит, он стал паромщиком?
— Нет, уф, не сбивай меня!
— Извини! Расскажи все в точности так, как ты слышал!
— Мне начать с самого начала?
— Сдается мне, что придется. Конечно, если ты захочешь.
— Ну вот, — вздохнул старик. — В Ферьеусете постоянно было что-то нездоровое. Тот паромщик, который мерещился и который, как говорили, раньше был священником, плавал на лодке туда и обратно с тех самых незапамятных пор, как люди поселились там. Но ведь с ним никто не ездил. Никто, кроме чужаков, когда настоящий паромщик не успевал их предупредить.
— А что случалось с теми, кто все-таки попадал на борт к привидению?
— Им приходилось плохо, говорит предание. Но никто не знал, почему и каким образом.
Лето было удивительно красивым. А они сидели во дворе и беседовали об ужасных вещах!
— И вот мимо Ферьеусета шел этот злой незнакомец, — сказал Сандер. — Ты не жил, наверное, в то время?
Старик рассмеялся беззубым ртом.
