– Нет, нужно, по многим причинам. А теперь иди!
Она осталась стоять.
– Мне нужно написать письмо.
– Да, правда, – вздохнул он удрученно. – Хорошо, пиши!
Она растерянно огляделась.
Эльдар хмыкнул и недовольно направился к молодой березке. Они находились в небольшой рощице неподалеку от деревни. Перед ними расстилались поля и луга, но домов не было видно. Он оторвал кусок бересты и протянул его Виллему.
– Я попытаюсь найти уголь, – пробормотал он. – Костра нам разжигать нельзя, но осенью на краю пашни всегда сжигают ботву и солому…
Звук его голоса удалялся все дальше. Виллему некоторое время стояла в нерешительности и пыталась обдумать, что написать. Письмо должно быть кратким. И успокаивающим. Это не так просто.
Вскоре вернулся Эльдар и принес несколько закопченных палочек.
– Начинай!
Виллему встала на колени, положила бересту на камень и начала писать, сильно нажимая палочкой на бересту, чтобы написанное не стерлось до того, как окажется в Элистранде. О-о! Элистранд… Мучительная тоска охватила все ее существо, но она прогнала ее.
– Вот, написала.
– Могу я взглянуть?
Она непроизвольно прижала кусочек бересты к груди.
– Это же личное…
Неохотно она протянула ему руку. Он взял письмо, но прочитать попросил ее. Может, он не умеет читать? Она громко прочитала:
– Дорогой отец! На меня случайно напали насильники, и я, защищаясь, убила одного. Меня разыскивает фогд, но добрые люди прячут меня. Не ищи меня, со мной все хорошо. Домой вернусь к весне. Виллему.
Эльдар кивнул головой:
– Хорошо. Пойдем к мосту.
Они положили письмо в условленное место, быстро прошли деревню, которая еще спала, и оказались снова в лесу. В горы из Муберга вела накатанная дорога, но не в сторону Гростенсхольмского уезда, а прямо на север.
Наконец он заговорил. Дорога здесь была широкой, и они могли идти рядом.
– Тебе, конечно, ясно, что за нами с дикой ненавистью будут охотиться и люди Воллера?
– Из-за этих двух людей.
– Из-за Монса Воллера. Родного сына хозяина поместья. Но в него всадила нож не ты, ты убила другого.
В животе у нее снова что-то заворочалось.
– Эльдар! Будь так добр! Я не могу думать об этом!
– Ты вынуждена возвращаться к этой мысли. Не отбрасывай ее, а то будет еще хуже. Ты спасла мне жизнь. Это много значит.
Она ответила благодарной улыбкой. Казалось, что он несколько смягчился.
– И твою честь также, – добавил он. Улыбка на ее губах погасла.
– Пока неизвестно.
– Поживем – увидим.
Это прозвучало по-прежнему ужасающе. Ее вовсе не прельщало такое будущее. Остается только надеяться на лучшее.
Она неуверенно спросила:
– Гудрун, твоя сестра… тоже в вашей группе повстанцев?
– Группа? – хмыкнул он. – Ты думаешь, что это церковный хор? – Он стал еще серьезнее, мужественнее. – Нет. Гудрун… Она родилась с ненавистью ко всему датскому, как и вся наша семья. Но мы не можем привлечь ее к нашей работе. Она слишком безответственна. И к тому же…
Ему явно не хотелось заканчивать фразы.
«А меня приняли, – подумала Виллему. – Вынужденно или нет, но приняли».
– Я буду хорошей помощницей, – пообещала она с дрожью в голосе от торжественности момента. – Вам не придется раскаиваться.
– Хорошо, – сказал он рассеянно.