Она последовала за ним за конюшню. Там он остановился. Здесь их никто не мог видеть.
Он засучил рукав и показал ей крестообразный шрам, расположенный ниже сгиба локтя.
– Он свидетельствует о том, что ты участвуешь в повстанческом движении. Засучи рукав!
– Но у меня нечем остановить кровь.
Эльдар сорвал широкий лист с растения на горке.
– Возьми его с собой в комнату.
Она согласно кивнула. Неизмеримо гордая тем, что она будет признана участником, давшим клятву, смотрела она, словно околдованная, на то, как нож прорезал глубокий крест и как полилась кровь, и тут ей стало дурно. Она чуть не упала в обморок. Вынуждена была на мгновение прислониться к стене конюшни. Боль была пронизывающей, острой. Ее собственная, темно-красная кровь капала на землю. Она напряглась. Это было уже слишком.
– Женщины, – презрительно фыркнул Эльдар, взглянув на ее белое как мел лицо.
Этого было достаточно, чтобы она пришла в себя.
– Я не в обмороке! – прошипела она. – Ела сегодня очень мало.
– Конечно, – произнес он скептически. – Беги скорее в комнату и перевяжи рану.
Виллему одарила его оскорбленным взглядом и повернулась в намерении уйти. Он остановил ее, схватив за руку.
– Что с тобой?
– Со мной? – переспросила она смущенно.
– Да с тобой. Ты так изменилась.
– Я не знаю.
– Нет, знаешь. Скажи мне, какие чувства питаешь ты ко мне сейчас?
Она удивленно подняла брови и холодно посмотрела на него.
– Те же, что и раньше.
– О, нет, не говори так. Ты краснеешь от одного доброго слова и начинаешь дрожать, как только я взгляну на тебя; что-то не верится твоим заверениям о том, что ты хочешь любить меня только поэтично и несексуально.
– Слушай, может быть, ты высказывался бы более осторожно? Сейчас ты говоришь не как брат. Но может быть мне, будет позволено спросить: что ты чувствуешь ко мне? Ты никогда этого не говорил.
Он притянул ее ближе к себе и проницательно посмотрел в глаза.
– Проклятие, я очень хочу тебя в постели, и ты это хорошо знаешь.
– Почему это? – попыталась она привести свои мысли в порядок, а сердце забилось почти в горле, мешая ей говорить естественно.
– Потому, что ты становишься слишком сильной для меня, и я вправе иметь желание наказать… показать, кто из нас двоих сильнее. Но ты можешь быть спокойна. Я не трону женщину из рода Людей Льда, иначе мы оба не сможем вернуться домой. А этого мы хотим, не так ли?
– Да, больше всего в жизни. Хорошо, Эльдар, я тоже буду честной. Я обнаружила, что жизнь состоит не только из поэзии.
Он безмолвно уставился на нее и смотрел долго. А затем произнес:
– Обнаружила?
– Да, но то же самое относится и к тебе, ты можешь воспринять это совершенно спокойно. Я тоже не хочу вернуться домой опозоренной. А сейчас… кровь льется мне на платье, может…
– Конечно, извини!
Он сразу отпустил ее. Вид у него был такой, словно он был полностью выбит из колеи, сбит с толку. Он не мог оторвать от нее взгляда.
«Кто здесь сильнее?» – радостно думала Виллему с просветленным чувством превосходства, которое приходит к женщине, когда она знает, что желанна. Она прижала лист к ране, опустила рукав блузки и, прижав руки к телу, перебежала двор и вошла в свою комнату.
«Я одна из них, одна из повстанцев, – счастливо думала она, завязывая рану тряпочкой. – Меня признали!»
Сама того не замечая, она подпала под сильное влияние Эльдара с его разговорами о революции. Можно бы сказать, что ей просто-напросто «промыли мозги». Научилась ненавидеть датское владычество до такой степени, что дома едва ли узнали бы ее. Это происходило постепенно, понемногу, по маленькой капле ежедневно во время встреч под деревом.
Сама она даже не представляла, насколько изменилась.
