Голос, так отчетливо прозвучавший в голове, был похож на голос Тамлин. И все же нет. Этот был глубже, чувственнее. Пытаясь сосредоточить мысли на мимолетности слов, силясь отыскать соответствующий им образ, Деймиан нахмурился.
– Это какое-то безумие, – проговорил он утреннему ветру.
Деймиан наблюдал, как Шеллон спешился и пошел снимать Тамлин с вороной лошади. Чистокровная кобыла по имени Годива была свадебным подарком жениха невесте. Стремясь угодить Джулиану, Моффет бросился вперед, спеша забрать поводья обоих лошадей. Жеребец Шеллона, Язычник, покусывал шею кобылы. Шеллон легонько стукнул по носу похотливого коня и потянул его назад, чтобы помочь Тамлин спуститься.
В манере, подобающей бывшему королевскому воину, Шеллон не пожалел расходов на роскошную свадьбу. Деймиан понимал. Шеллон объявил людям Глен-Шейна, что он является завоевателем этого глена, теперь земля принадлежит ему и он будет бороться за обладание ею; что он человек, достойный быть их господином.
Шеллон рассеянно поигрывал золотым пиктским ожерельем на шее – подарок Тамлин будущему супругу. Чувства ясно читались на лице Джулиана; он свято чтил значение подарка, который являлся символом нового графа Гленроа.
Джулиан признался по секрету, что сам придумал свадебное платье Тамлин. Платье было необычного для церемонии цвета, черное с золотой каймой. Точно такой же была мантия Шеллона. Деймиан сглотнул ком в горле, когда Джулиан взял Тамлин за руку и повел ее к ступеням древней церкви.
Толпы людей Глен-Шейна, стоявшие по обеим сторонам дороги, устремились за ними вслед. Малькольм Огилви, облаченный в одеяние кельтского священника, дожидался жениха и невесту на верхней ступеньке. Собравшиеся затихли, когда дядя Тамлин начал обряд венчания.
Пока лилась его плавная речь, Тамлин нервно огляделась. Деймиан наблюдал за ней, не в силах отвести от красавицы глаз. Красота Тамлин имела мало отношения к одежде, которую она носила. Зачастую она была одета в простую рубашку и платье. Приходилось признать, Шеллон знал толк в том, как показать свою невесту в выгодном свете. В черном платье, окаймленном золотой парчой, с золотыми волосами, струящимися по спине, она была так хороша, что у Деймиана захватывало дух.
И все равно что-то не давало ему покоя, тревожило ум. Он терзался, силясь определить, что не так в женщине, которая стоит перед ним. Мало того что в памяти его было черное пятно в отношении последних нескольких дней, теперь еще и это непривычное ощущение. Волосы Тамлин казались какими-то размытыми, как будто отбеленными.
Потом их взгляды встретились. Он увидел многое в ее янтарных глубинах, но все было слишком мимолетным, не поддающимся определению. Деймиан понимал, что пришло время отпустить свою ошибочную мечту, Тамлин никогда не была его. Она принадлежит Джулиану не только по королевскому указу, но и по выбору сердца. Его душа шептала свою печаль: будь счастлива, любовь моя.
На долю секунды ее глаза удивленно расширились, затем на лице вспыхнула тревога, Шеллон повернулся, гневно зыркнув вначале на нее, затем на Деймиана, и снова на Тамлин. Она залилась ярким румянцем стыда и опустила глаза, ясно говоря, что понимает, как неприлично было так задерживать взгляд на другом мужчине, когда произносятся слова, навеки связывающие ее с Шеллоном.
Тот предостерегающе вскинул бровь. Понимая, что Шеллон прав в своем раздражении, Деймиан перевел взгляд на священника.
Вполуха слушая произносимые слова, он сосредоточил внимание на погоне за блуждающими образами в своем сознании. Деймиан чувствовал себя котом, гоняющимся за собственным хвостом. Тамлин принадлежит Джулиану… Как так?! Деймиан не понимал, почему его видения так обманули его. Глубоко погруженный в свои размышления, он не заметил, как священник спросил у Тамлин согласия на этот союз. Было важно, чтобы она дала согласие, ибо женщины клана Огилви не могли быть принуждены к браку. Их древние пиктские законы даровали женщинам право самим выбирать себе мужей. Необходимо было, чтобы народ Глен-Шейна видел, что Тамлин свободно отдает себя этому английскому лорду.
Тамлин не ответила. Вначале наступило потрясенное молчание. Когда священник спросил ее согласие во второй раз, по толпе пронесся гул. Пришедшие стать свидетелями соединения, собравшиеся гадали, почему Тамлин не дает клятву верности. Священник перевел вопросительный взгляд с Тамлин на Шеллона. Краска раздражения окрасила шею Джулиана, когда священник спросил Тамлин в третий раз.
Она повернулась к Джулиану с выражением – достаточно странно – замешательства и мольбы в золотистых кошачьих глазах Явно потеряв терпение, он сделал вдох и открыл рот, чтобы заговорить, когда зазвенел ее голос:
– Да, я беру этого мужчину себе в мужья. Дабы почитать его превыше всех, окружить любовью и заботой, поддерживать в невзгодах и подарить ему сыновей и дочерей.
Шеллон воззрился на нее, удивленный таким пространным высказыванием. Он никак не ожидал, что она даст перед всеми такое отчетливое, ясное согласие.
Тамлин ослепительно улыбнулась Джулиану, когда он взял ее за руку и повел в церковь.
Деймиан смотрел, как они входят в древнюю кирку,[3] чувствуя, что дверь в его сердце захлопывается.
Глава 8
– Принцесса Эйтин! – Эйнар влетел в двери кладовой, потом упал на колени и стукнул себя кулаком в грудь. – Всадники у ворот требуют впустить их.
Эйтин закрыла глаза и стала молить богов о силе и помощи. После того как она все утро боролась с тошнотой, ей сейчас меньше всего нужно снова оказаться лицом к лицу с Динсмором Кэмпбеллом. Последние три недели этот идиот только и делал, что пытался попасть в Лайонглен. Этот безголовый болван просто отказывался принять «нет» в качестве ее окончательного ответа. Эйтин боялась, что ее уловка насчет больного мужа больше не сработает. Скоро ей придется надеть траурную одежду и объявить о кончине Лайонглена. Она надеялась потянуть время, прежде чем рассылать это известие.
Теперь же, от одного лишь взгляда на эту взлохмаченную, неопрятную голову и кустистую бороду желудок может опять взбунтоваться. Разумеется, последние два дня почти каждая малость заставляла Эйтин бежать к ночному горшку. Прижав ладонь к животу, она сделала успокаивающий вдох.
– Динсмор? Опять? – Эйтин вздохнула.
