Уинсом самозабвенно бросилась ему на шею.
– О Бренд, – охнула она, – я чувствую твою любовь, чувствую каждым уголком души!
– Наконец-то, – улыбнулся Бренд. – Ах, Уинсом, мой Восторг, я благословляю шторм, забросивший меня в Стромфьорд.
– Шторм? – удивилась она.
– Именно шторм принес меня к тебе, моя неукротимая любовь.
А потом они любили друг друга, страстно, бурно, отчаянно, зная, что их сердца исцелились, а раны зажили.
ГЛАВА 43
Наступил день, когда Бренд должен был предстать перед Тингом. Как Уинсом боялась этого, с какой тоской ожидала! Бренд был спокоен, слишком спокоен, и большую часть времени проводил взаперти, вместе с Олафом и Торхоллом, совещаясь, как лучше поступить и что сказать судьям.
Уинсом только стискивала зубы. Она еще успеет поволноваться за мужа. Арни, Ольга и Освальд нехотя согласились остаться дома. Бренд не хотел подвергать их опасности, на случай если на Тинге начнется драка. Арни, надувшись, удалился в одну из комнат.
Уинсом должна была нарядиться ради такого события, но она все тянула, лениво слоняясь по дому, не желая вспоминать о том, что предстояло впереди им всем, особенно Бренду.
Она открывала один за другим сундуки, набитые теплыми одеялами, тончайшими тканями, подобных которым никогда не видела. Она поднесла отрез поближе к лампе, удивляясь, что рука просвечивает сквозь материю. Какое платье можно сшить из этого, и сколько слоев потребуется, чтобы не казаться голой?
Уинсом вспомнила все наряды, которые обычно носили норвежские женщины, но мысленно покачала головой. Да в такой одежде можно просто замерзнуть!
Уинсом отложила невесомую ткань и открыла другой сундук, но не смогла отыскать ничего подходящего к такому торжественному случаю. Может, стоит надеть платье из оленьей кожи… пусть поймут, что она чувствует – чужестранка в незнакомой стране, где нет ни друзей, ни знакомых. Да, лучше ничего не придумаешь!
Она пересекла большую, роскошно обставленную комнату, мельком замечая красивую резную кровать на возвышении, светильники тонкой работы, множество предметов, предназначенных для того, чтобы радовать глаз и тешить душу, отыскала индейский наряд под грудой норвежских туник, подаренных Брендом, – алых, желтых, фиолетовых, голубых. Замша платья потемнела, приобрела красивый коричневый оттенок, и Уинсом хорошенько встряхнула его, чтобы немного разгладить. Бахрома лежала на груди ровно, как любила Уинсом. Вынув из шкатулки большую брошь, усаженную гранатами, она приколола украшение на плече. Да, именно то, что нужно. Она, должно быть, неплохо выглядит. Брошь – единственная уступка норвежским обычаям. В остальном Уинсом будет следовать заветам беотаков, даже наденет мокасины.
Закончив одеваться, Уинсом провела по волосам деревянной расческой, тоже подаренной Брендом, и продолжала расчесываться до тех пор, пока густые длинные пряди не легли на плечи тяжелым водопадом, а отблески пламени из очага не заиграли на них черно-синими огнями.
Отложив гребень, Уинсом сделала шаг к двери, но тут же нерешительно остановилась. Так трудно покинуть эту уютную комнату! Конечно, она немного отвлеклась, пока готовилась предстать перед Тингом, но теперь тревожные мысли о Бренде не давали покоя.
Лгать себе Уинсом не могла: муж в беде, ужасная опасность грозит ему. Торхолл Храбрый не спасет Бренда, ведь мужчины твердо решили защищать Ингу. И ярл, уже не раз пытавшийся убить Бренда, не успокоится, пока не отомстит за смерть сына. Но каждый раз, когда Уинсом пыталась заговорить об этом, Бренд только улыбался, рассеянно гладил ее по плечу и уверял, будто знает, что делает.
Уинсом снова вздохнула, всем сердцем желая верить мужу и боясь, что он в самом деле знает, что делает, и пожертвует свободой и жизнью ради Инги.
Нет, она не ревновала к девушке, не опасалась соперничества. Ведь Бренд сказал, что только ее, Уинсом, любит и хочет видеть своей женой. Нет, самое страшное, если он решится пойти на все, чтобы девушке не грозила опасность, пожертвует собой, лишь бы спасти белокурую подругу детства.
Уинсом сжимала кулаки, пока не побелели костяшки пальцев. Если бы только она могла сказать всю правду перед Тингом, если бы только Бренда оправдали! Может, встать и объявить мужчинам, что не Бренд виновен в смерти Эйрика? Но тогда муж посчитает ее предательницей! О, что, что же ей делать?!
В эти последние ночи они любили друг друга с чувством, похожим на отчаяние, словно Бренд навсегда прощался с ней. И Уинсом с ужасом думала, что так и может быть, что настанет день, когда она больше не увидит его.
Наконец Уинсом услыхала, как Бренд окликнул ее, и, сгорбившись, неохотно встала, всей душой желая задержаться еще немного. Но нетерпение в голосе мужа подстегнуло ее. Значит, ему хочется поскорее покончить с этим? Уинсом понимала, что ярл тоже мечтает заполучить земли Бренда и убить его самого – недаром, не тратя времени, постарался собрать Тинг.
Спустившись вниз, Уинсом подошла к Бренду, и тот вручил жене нарядный плащ из белого меха. Она попыталась заставить себя улыбнуться, выглядеть бодрой и веселой ради мужа, но губы уродливо растягивались, и Бренд, конечно, понимал, как плохо Уинсом. О, каким усталым он выглядит!
Темные волосы Уинсом красиво выделялись на белом меху.
Она прекрасна, подумал Бренд. Но главное – такая верная, добрая и искренняя! Он ощущал, как становится благороднее в ее присутствии, и, если только жена будет рядом, Бренд готов сразиться хоть с сотней Тингов!
Бренд улыбнулся в застенчивые глаза жены и, накинув на нее белый плащ, осторожно обернул хрупкие плечи и нагнулся, чтобы поцеловать розовые губки.
– Как ты прелестна, – пробормотал он, – как прелестна… Носи на…
Бренд замолчал, слова застревали в горле. Как он мог пожелать ей долго носить этот плащ, не зная, увидит ли жену завтра, или его уже не будет в живых. О моя красавица! Помоги мне, Тор… как выпутаться из этой ужасной ловушки?
