Она неотрывно следила за тем, как по другую сторону костра Уродина Джек медленно точит свой охотничий нож о кусок песчаника. Он делал это каждый вечер, и в его действиях было что-то ритуальное. Кэтрин уже успела убедиться, что Джеку нравится установившийся в его жизни порядок, и он нарушал его только в случае крайней необходимости. Через несколько минут он осторожно подбросит в огонь топлива, завернется в одеяло и заснет, сжимая свое ружье толстопалой лапой.
Кэтрин улеглась на свое одеяло прежде, чем он успел убрать свой нож и песчаник. Даже тетя Ди могла бы поклясться, что уже через несколько минут Кэтрин уснула.
Уродина Джек завершил свой ежевечерний ритуал и с хриплым вздохом устроился на своей импровизированной постели. Девушка настороженно ждала, стараясь дышать размеренно. В тишине ночи слышно было только, как поблизости пасутся лошади, да нежно посвистывает какая-то ночная птица. А потом, наконец, к этим звукам добавился храп Уродины Джека.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Кэтрин разрешила себе сесть. Ее рука осторожно обшарила землю вокруг и наткнулась на камень. Пальцы Кэтрин ощупали его и определили, что он слишком мал. Следующий, похоже, был подходящий. Она крепко сжала его в руке и поднялась на ноги.
Крошечные острые камешки врезались в стоптанные подошвы ее сапог, пока она осторожно обходила костер. У головы Уродины Джека она остановилась. Он мирно спал, но Кэтрин не могла медлить. И она знала, какая ей грозит опасность, если одного удара окажется недостаточно. Если Кэтрин ошибется, Джек ее прикончит.
Отбросив сомнения и в самый последний миг зажмурив глаза, она нагнулась и изо всей силы ударила камнем в лоб Джека. Плечо и локоть у нее заболели от напряжения. Отвратительный звук вызвал тошноту. Кэтрин отбросила камень: ей претило то, что она вынуждена была сделать. Она не раз – и по-всякому – защищала себя, но никогда еще не причиняла вреда тому, кто не нападал на нее первым.
Долгие секунды она стояла неподвижно, борясь с охватившей ее слабостью, опасаясь, что, открыв глаза, обнаружит, что убила его. У ее ног послышался слабый шорох, и вдруг Уродина Джек захрапел. Она распахнула глаза и попятилась.
Стремительно повернувшись, она начала поспешно собирать свои вещи. Сердце ее отчаянно колотилось. В последнюю секунду она вернулась к Уродине Джеку и, затаив дыхание, осторожно вытянула ружье из его ослабевших пальцев.
Оседлав Сэди, Кэтрин освободила вторую лошадь, хотя похоже было, что конек не имеет желания воспользоваться неожиданной свободой. Девушке не нужно было ничего, кроме ружья. Она сочла, что имеет на него полное право – взамен своего собственного.
ГЛАВА 9
Ди отвернулась от окна гостиной, с горечью осознав, что снова с тревогой и надеждой смотрела на горизонт. Жизнь давно уже убедила ее в том, насколько бесполезно это занятие. Вот так она ждала у окна Форда-старшего, а он так и не возвратился. Она высматривала Кэтрин, но это не вернуло девочку от похитивших ее команчей. И вот сейчас она опять у окна, но возвратит ли это ей племянника и племянницу…
Тихо опустив занавеску, Ди печально вздохнула.
«Тебе нужна собственная жизнь, Ди Маккенна», – мысленно она снова услышала эти негромкие слова Дойла, и на ее губах появилась чуть заметная улыбка. Похоже, что он прав. Дойл Шанли хочет жениться на ней, и Ди чувствовала, что ей следует согласиться. Когда он прикасался к ней, ее тело забывало, что по возрасту она годилась в бабушки Шей.
– Мисс Ди? – окликнул ее Йейтс от задней двери, и она пошла посмотреть, как они с Шей справились с поручением собрать яйца. Шей хотелось делать все больше и больше, она испытывала свои способности и терпение тетки.
К ее великому облегчению, Йейтс по-прежнему улыбался. Шей гордо протянула ей корзинку:
– Видишь, мама?
– Да, милочка, тетя Ди видит.
Шей начала звать ее мамой через несколько дней после отъезда Кэтрин. Ди каждый раз поправляла ее, но особенно не объясняла девочке, что та ошибается, боясь расстроить малышку. Однако Шей нужна была мать, и она упорно говорила Ди «мама». Ди все труднее и труднее было справиться с тем теплом, которое наполняло ее душу всякий раз, когда она слышала это.
– Бен, мы этим утром поедем в церковь с мистером Шанли. Пока нас не будет, ты не забьешь мне молодого цыпленка для жарки?
Йейтс кивнул и отвернулся, чувствуя беспокойство. Да, все стало стремительно меняться. Шанли проводит здесь столько времени, сколько позволяют приличия, против чего Йейтс вовсе не возражает: Шанли – человек порядочный. Но брать малышку в церковь… Ну, тут он был не уверен. Народ в городе бывает очень жесток.
Готовясь к церковной службе, Ди поймала себя на том, что вполголоса напевает. Аккуратно завязав шелковые волосы Шей лентой, она с грустью вспомнила, как многие годы так же одевала перед воскресной службой Форда и Кэтрин. Они с Фордом продолжали ходить в церковь все долгие месяцы, пока Кэтрин была в плену, и они даже не знали, жива ли она. Страшно сказать, но тогда им порой казалось, что было бы лучше, если бы ее просто убили.
Ди не переставала ходить в церковь до тех пор, пока однажды после возвращения Кэтрин, войдя туда с ней и Фордом и предвкушая, как ее братья и сестры по вере разделят ее радость, она встретила вместо этого негодование.
Недоумение Ди мгновенно сменилось не меньшим возмущением. После того, как она, Кэтрин и Форд вместе с Шей вышли в тот день из церкви, они больше туда не ходили. Пастор несколько раз приезжал к ним на ферму, уговаривая и даже требуя, чтобы они вернулись. Но Ди навсегда запомнила выражение боли на лице Кэтрин, и решимость ее была твердой. Она предложила пастору присоединиться к их собственной воскресной молитве за кухонным столом, наотрез отказавшись когда-либо посетить церковь.
Однако в последнее время Ди все чаще стала думать, что они поступили неправильно. Дойл был в этом уверен.
– Вы не дали им шанса, – настаивал он. – Любой человек, совершивший глупость, заслуживает того,
