горла.
– Вот как?
Выщипанные брови Сломанной Стрелы нахмурились.
– Она разбила мне голову, – резко сказал Уродина Джек, – и убежала. Разве люди не обращаются со своим имуществом так, как хотят?
– Что ты скажешь в ответ на это, Смелый Язык? Она ощутила его сочувствие, хотя лицо с крючковатым носом и узкими плотно сжатыми губами ничего не выражало.
– Этот человек, – бросила она презрительно, – присваивает то, что ему не принадлежит. Я – член племени. Если я и принадлежу какому-нибудь мужчине, то этот мужчина – Убивающий Волков.
Старый воин кивнул.
– Тогда Убивающий Волков должен взять то, что ему принадлежит, когда вернется.
У Кэтрин оборвалось сердце. Такой возможности она не предвидела. Она считала, что, если Убивающий Волков не захочет ее, она вернется домой. А вдруг вместо этого ее отдадут торговцу? Она приложила все усилия, чтобы не содрогнуться, зная, что на нее смотрят.
В это время стоявший сзади воин Солнечная Палка, повинуясь чьему-то стремительному жесту, подвинулся. Сильные руки легли Кэтрин на плечи, заставив обернуться.
– Форд! Ох, Форд! – Она дала ему прижать себя к груди, почти забыв о своих многочисленных болячках.
– Сказали, что вернулась желтоволосая скво, – сказал Форд, обнимая ее так крепко, что она чуть не задохнулась. – Я едва мог поверить, что это – ты.
– Где Убивающий Волков, Форд? – спросила она, как только снова смогла заговорить, не забывая, что Уродина Джек стоит поблизости. Опасность для нее еще не миновала.
– Он с горсткой воинов отправился в Нью-Мексико, – ответил ей брат. – Последний набег, прежде чем ляжет снег. Я думал, что он вернется раньше.
Кэтрин пришла в ужас, услышав, как легко Форд говорит о набегах Убивающего Волков. Но тут она обратила внимание на царящую вокруг тишину и снова повернулась к Сломанной Стреле.
– Это мой брат, – гордо сказала она. Вождь племени кивнул, словно не удивившись.
– Вы захотите поговорить вдвоем. Я пришлю тебе весть потом.
С краю толпы стояла молодая женщина с привязанной к спине доской-колыбелью. Ее темные губы изогнулись в улыбке.
– Смелый Язык! – негромко окликнула она девушку.
– Болтливая Бобриха! – Кэтрин остановилась, охваченная таким сильным чувством, что не могла даже говорить.
Эта женщина, почти девочка, была ее подругой. Много месяцев Кэтрин думала, что та погибла вместе со своим неродившимся младенцем. Багровый шрам на виске подруги был немым свидетельством зверства, которое ее чуть не погубило. Кэтрин все еще помнила лицо солдата, стоявшего над ней. У него были светлые усы, а глаза – бледно-голубые, как зимнее небо. И она не забыла выражение его лица, полного ненависти, к безоружной беременной молодой женщине. Он готовился снять с нее скальп, когда его позвал кто-то из офицеров. Сейчас Кэтрин в душе благословляла его за то, что, сам того не ведая, он спас ее подругу.
Ребенка на доске-колыбельке видно не было, но Кэтрин с болью вспомнила о Шей, которая когда-то так же передвигалась на ее сильной спине во время долгих месяцев болезни Маленького Перышка.
Ощутив, как Форд нетерпеливо сжал ей руку повыше локтя, Кэтрин сказала:
– Попозже. Попозже, Болтливая Бобриха, мы сможем поговорить. Мое сердце радуется при виде тебя.
– И мое, – отозвалась та, но Кэтрин показалось, что она видит в глазах подруги печаль.
Форд увлек ее с собой. Они вошли в вигвам, стоявший в стороне от других. Там на шкурах лежали трое мужчин. Кэтрин заметила бородатые лица и жесткие взгляды и почему-то вспомнила Слейда. Он растворился бы среди этих людей, поставивших себя вне закона.
– Нашел ее, а? – заметил один из них.
Позже Кэтрин узнала, что это был Раск. А сейчас она испытала инстинктивный ужас от его стеклянного взгляда.
– Угу, – отозвался Форд. – Оставьте нас ненадолго одних.
К ее изумлению, они послушались, хотя для вида и поворчали немного, да и то добродушно. Она поняла, что брат, который для нее все еще оставался ребенком, воспринимается своими спутниками как равный им взрослый мужчина.
Несмотря на царящий на улице холод, в вигваме было жарко и душно. Кэтрин машинально вышла наружу переменить положение шеста, на котором крепилась завеса отверстия для очага.
Когда сестра снова вошла, Форд улыбнулся ей, но в улыбке его видна была грусть.
– Чувствуешь себя, как дома, а, Кэт?
Он уселся перед огнем, скрестив ноги, но Кэтрин осталась стоять: она была настолько взвинчена, что не могла сидеть неподвижно.
– Да, – тихо ответила она, – наверное.
Он медленно кивнул.
