чувствуя, как бешенно колотится сердце, отошла от окна и нырнула в кровать, мужчина открыл дверь и вошел, как будто то, что она отошла, было приглашением.
В ту ночь любовь царила в «Домике отдыха» на двух фронтах.
Мами Малумба, обычно крепко спавшая в это время, широко открыла глаза и слушала встревоженный крик козодоя.
В дверь тихонько постучали.
– Кто там? – Она села в кровати.
– Это я, Черный Сэм, Мами Малумба, – послышался шепот. – Я здесь в полной боевой готовности, жду.
– Ах ты, бесстыжий негодник! – воскликнула Мами, глядя в замочную скважину. – Ты находишься возле спальни дамы, ты что, не понимаешь?
– Ну прости, я думал, ты женщина как женщина.
– Не дразни меня, беспутный пират. Ты зачем сюда пришел?
– Попробуй догадаться. Даю тебе три попытки, – сказал в своем обычном духе Сэм.
– А ну-ка убирайся! Придешь на следующий год, и то будет слишком рано!
– Вчера вечером ты другое говорила.
– Со вчерашнего вечера я передумала. Убирайся-ка, пока… пока я не сказала тебе все, что я о тебе думаю.
– Мне всегда говорят то, что думают, те, кто не очень-то умеет это делать, – с печалью в голосе произнес Сэм. – Что ты имеешь против меня, Мами Малумба?
– Ничего, если не считать, что ты – неподходящая компания для порядочных женщин.
– Они просто не знают, что теряют.
– Не говори гадостей, Черный Сэм! Катись отсюда, пока я не позвала полицию.
– Что-то я плоховато слышу, – сказал Сэм.
– Я сказала, убирайся отсюда.
– Ну сжалься же! Разве у тебя нет сердца?
– Для тебя у меня есть сердце – здоровенный кирпич. Кроме того, ты задумал что-то нехорошее, – я это нутром чую.
– Говори что хочешь, лапочка. Если ты подвинешься, то в твоей кровати хватит места для двоих.
– Как тебе не стыдно, Черный Сэм! Какое неприличное предложение! Если я тебя впущу, ты что же, начнешь приставать к даме без ее согласия?
– Все может быть, – проговорил Сэм.
Тут Мами, широко распахнув дверь спальни, раскрыла для него свои объятия.
– Именно это я и хотела услышать, – сказала она. – Давай заходи быстрее, пока не передумал.
При свете луны Милли увидела бородатое и сильно затененное лицо Эли. Он в мгновенье ока приблизился к ней и заключил ее в объятья, затем, склонившись, поцеловал ее в щеку, – так здороваются близкие друзья.
– Дверь была не заперта, – сказал он.
– Да, я подумала, что ты можешь прийти.
– Почему?
– Потому что я слышала, как пришел Сэм, он тоже здесь. В задней части дома.
– Не может быть!
– Ну вот, даже не знаешь, чем занимается твоя корабельная команда? – Она чуть поддразнивала его.
– И не говори, – ответил он ей в тон. – Сэм, он такой – вроде меня. Никогда ни о чем не рассказывает. А где твой муж?
– Вернулся в Гонконг, по крайней мере я надеюсь. Но Сунг где-то здесь.
– Не беспокойся – я о нем позабочусь.
Эли взял ее на руки и понес за стеклянные двери в сторону лужайки, и это казалось совершенно естественным и не вызывало у нее ни страха, ни тревоги. Милли казалось, что вновь повторяется сказка острова Лантау: берег и море, лунный свет и Эли.
Она знала, что Эли овладеет ею. Но разве не для этого он пришел сюда? Ей даже в голову не приходило, что это грешно, аморально. Требование о выкупе, ускорившее смерть отца, бесконечное ожидание того дня, когда она окажется на воле, тогда, на Лантау, – все это казалось ерундой в сравнении с абсолютной уверенностью в том, что наконец она с тем, кого любит… Только когда Эли положил ее на траву около ручья и поцеловал, она вернулась к действительности.
Их первый поцелуй был робким, неуверенным, она не сразу отозвалась на него, но постепенно ее отклик становился все сильнее и сильнее, пока все вокруг не померкло – запахи, звуки. Милли впервые испытала это неизъяснимое блаженство: когда ты принадлежишь мужчине. В юности она ужасно боялась этого момента, но теперь, задыхаясь от страсти, Милли вспомнила давние девичьи страхи и любопытство и улыбнулась, ибо она и представить себе не могла, какое это счастье и восторг.
