ЦЕННЫЙ ГРУЗ
1
Траурный язык пламени взвился над крылом самолета. Ян круто завалил машину набок, пытаясь сбить пламя. Он повел ее в вираже, рванул вверх, потом — вправо и вниз.
Ничто не помогало.
Ян начал задыхаться от дыма. Пора катапультироваться…
Он медлил. Слезящиеся глаза смотрели на пульт. Как только Ян решался на парашют, в памяти возникала табличка с двумя буквами: «С-Л».
«Ценный груз», — мимоходом сказал бригадир, руководивший погрузкой. Он даже пытался объяснить, для чего предназначены эти ультрацентрифуги типа «Л». Ян понял только, что они необходимы киевским ученым для выделения какого-то вещества из разрушенных клеток. Потом его будут изучать. «Ну что ж, у каждого — свои дела», — подумал тогда Ян.
Он плохо понял слова бригадира, зато хорошо запомнил его озабоченное лицо, быстроту и осторожность движений. Когда груз ударялся об автокар или трап, у бригадира подергивалась щека и морщилось лицо, будто ему наступили на мозоль. Он несколько раз перепроверил тугую натяжку канатов.
Пламя подбиралось ближе. Могут взорваться баки. Тогда — конец. Ян ощущал лямки парашюта на груди, не касаясь их рукой. Но, не оборачиваясь, он видел табличку «С-Л». И еще — лицо бригадира… Почему он так волновался?
Зденка сейчас, наверное, еще спит. Потом пойдет в школу. У нее сегодня первый и третий уроки. Между ними — «окно». Зденка будет проверять тетради и думать о своем муже. Отец выйдет в сад. Ему запретили работать. Больные почки — врачи разводят руками: ничего не поделаешь, новых еще не научились делать. Старик не должен пить спиртного, есть острого, подымать тяжести, волноваться. А сегодня он узнает о несчастье с сыном…
Нечем дышать. Судорожным движением Ян рванул молнию на вороте и расстегнул лямки креплений парашюта. Самолет взмыл вверх, клюнул, пошел вниз, выровнялся… Курс оставался прежним.
А снизу, с земли, мальчишки с восхищением следили за самолетом.
— Маневры! Вот выкомаривает! — кричал один.
— Высший пилотаж! — восторженно вторил другой.
2
Дежурная сестра смотрит в окно. Там сквозь расщелину в камне пробился к свету тонкий бледный росток. Он покачивается в такт дуновения ветра.
Сестра слышит хрипение Яна. Знает: он обречен. Легкие, отравленные дымом, вышли из строя. Пришлось удалить их. На аппаратах — искусственных легких — он долго не протянет. Почки не справляются с выводом токсин. Пока врачам удается спасти от отравления мозг. Надолго ли?
О пересадке пострадавшему чужих легких нечего и думать. Механизм несовместимости… Вот если бы можно было создать, синтезировать. Легкие, лоскуты кожи… То, что природа создавала тысячи лет, медленно пробуя и отбрасывая испорченные заготовки, проводя наудачу миллиарды опытов, иногда обнаруживая дефект через сотни поколений, имея в своем распоряжении бесконечное число разновидностей и неограниченное время. Люди уже знают, как это делает природа. Они разгадали шифр наследственности. Люди уже пробуют подражать природе и в институтах синтеза клетки и генной инженерии создают из неживого белок, ткани. Но целых органов им пока не создать. Проходят только первые эксперименты…
Больной открывает мутные глаза.
— Не могу, больше не могу, — с хрипением и бульканием доносятся слова. — Скорей бы конец. Оставьте меня, сестра. Нет сил терпеть…
Сестра вытирает пот со лба Яна. Ее губы шевелятся. Она шепчет нежные, ласковые слова — слова утешения. Они не могут помочь. И все же она шепчет их. Сестра знает, что ему уже ничто не поможет — и врачи это знают. Но и они будут бороться до конца.
Она думает о Яне и о другом человеке, совсем не похожем на него. Перейти улицу — и можно повидать его. Но он занят своей работой, и ему нет дела до женщины, которая не может жить без него. Он пишет диссертацию о тонких механизмах, ткущих с помощью солнечных нитей зеленую ткань жизни.
Сестра смотрит на Яна. Таким молодым он останется в памяти всех, кто его знал. А в ее памяти останутся его нечеловеческие муки. Врачи могут прекратить их, но не сделают этого: и они, и сестра несут свой груз… Может быть, все дело в том, чтобы просто нести его до конца. А смысл откроется позже?
За окном тянется к свету бледный росток. Что дало ему силу прорасти сквозь камень?
3
— Лаборатория цитологии? Попросите Павла Петровича. — В телефонной трубке прозвучало как эхо: «Павла Петровича…»
Шаркают неторопливые шаги, раздается покашливание.
— Павел Петрович? Прибыли ультрацентрифуги «Л». Сегодня самолетом из Праги. Они уже у нас. Приготовьтесь к монтажу.
Павел Петрович шумно вздыхает. Наконец-то! Заказ Института синтеза клетки можно будет выполнить. Они получат килограммы рибосомной массы с точным разделением.
Он представляет, как неугомонный профессор Григоренко скажет: «Позарез необходимо, — он подчеркнет эти слова, с которых всегда начинает свои требования, — четыре килограмма дифференцированной рибосомной массы. Двух дней вам хватит?».
Он сделает паузу, чтобы услышать протест и начать перепалку.
А Павел Петрович в ответ небрежно:
— Будет готово завтра. Устраивает?
Он потирает руки, предвкушая близкое удовольствие. В это время — снова телефонный звонок. Голос профессора Григоренко захлебывается от нетерпения:
— Необходимо десять килограммов рибосомной массы индекса Т-3…
«Он не сказал «позарез», очевидно, не решается называть сроки», — улыбаясь, думает Павел Петрович и как можно небрежнее отвечает:
— Выдадим ее вам через день.
Он не слышит удивленного возгласа. В голосе профессора Григоренко звучат новые нотки:
— Десять килограммов сегодня, максимум — через четыре часа. Знаю — трудно, но постарайтесь, голубчик. — (Он впервые так назвал Павла Петровича). — В больнице умирает летчик из Праги. Мы получили задание — синтезировать легкие, почку, большие участки кожи. Не говорите, что это фантастично, — я и сам знаю. Но на это последняя надежда. Вы уже приступили к монтажу новых ультрацентрифуг?
— Приступаем, — растерянно говорит Павел Петрович и почему-то даже не удивляется, откуда Григоренко узнал о центрифугах.
