– Так я и думал.
– Вы не могли бы потушить ее?
– А?
– В этом здании не курят.
– В вашем кабинете тоже?
– Запах-то никуда не девается.
Шиэн рассмеялся.
– При вашей работе, док, вам вряд ли стоит жаловаться на запахи. – Однако он вынул изо рта сигарету и затушил ее в кофейном блюдечке, которое ему подсунул Дворак. – Знаете, эта Лиза очень милая девушка.
Дворак промолчал, решив, что так безопаснее.
– У нее есть парень? – поинтересовался Шиэн.
– Понятия не имею.
– Хотите сказать, никогда не спрашивали?
– Нет.
– И вам не любопытно?
– Мне много чего любопытно, но это – нет. – Дворак немного помолчал. – Кстати, как ваша жена и дети?
Пауза.
– С ними все хорошо.
– Значит, дома все в порядке?
– Да. Конечно.
Дворак мрачно кивнул.
– Значит, вы – счастливчик.
Покраснев, Шиэн уставился на отчет о токсинах. Полицейские слишком часто видят смерть, подумал Дворак, и поэтому стремятся получить от жизни как можно больше положительных эмоций. Шиэн, старательный, сообразительный и по сути очень порядочный парень, который только начал понимать: из зеркала на него смотрит уже стареющий мужчина.
И тут в кабинет зашла Лиза, неся два лотка с предметными стеклами. Она лучезарно улыбнулась Шиэну и была поражена, когда он взял и отвел взгляд.
– Что это за стеклышки? – спросил Дворак.
– В верхнем – срезы печени и легких Джозефа Одетта. В нижнем – срезы мозга Парментера. – Лиза вновь украдкой взглянула на Шиэна, затем, вспомнив о собственном достоинстве, деловым тоном произнесла: – Вы просили окрашивание только гематоксилином, эозином и ПАСК, не так ли?
– А конго красный?
– Он тоже есть. Так, на всякий случай.
Она повернулась и вышла, исполненная гордыни. Через минуту вышел и Шиэн – на время присмиревший Ромео.
Дворак отнес срезы в лабораторию и включил микроскоп. На первом стекле была легочная ткань Джо Одетта. Курильщик, подумал Дворак, глядя на альвеолы. Ничего удивительного – во время вскрытия он уже обнаружил эмфизематозные изменения. Просмотрев еще несколько легочных срезов, Дворак переключился на печень. Цирроз и жировая инфильтрация. Он был еще и пьяницей. Не прострели Джо Одетт себе голову, печень или легкие все равно со временем угробили бы его. Существует множество способов самоубийства.
Он наговорил на диктофон результаты исследования, затем отодвинул препараты Одетта и перешел ко второму лотку.
Под микроскоп легло первое предметное стекло со срезом мозга Ангуса Парментера. Микроскопическое исследование этого органа входит в стандартную процедуру вскрытия. На стекле помещался срез коры головного мозга, окрашенный в ярко-розовый цвет реактивом Шиффа. Дворак навел резкость и секунд десять глядел в окуляр, пытаясь осознать, что видит.
Артефакт, подумал он. Наверняка в этом все дело. Ткань повреждена при окрашивании или подготовке препарата.
Дворак вытащил стекло и положил под микроскоп следующее. И снова навел фокус.
И снова искажение. Вместо однородной нейронной ткани с редкими фиолетовыми ядрами он видел какую-то бело-розовую пену. Повсюду виднелись вакуоли, словно мозг поела моль.
Он медленно поднял голову от микроскопа. Затем посмотрел на свой палец – тот, что он порезал скальпелем. Ранка уже зажила, но тонкая линия былого пореза все еще виднелась на коже. «В тот момент я работал с мозгом. И мог заразиться».
Диагноз еще следовало подтвердить. Нужна консультация невропатолога, исследование под электронным микроскопом, изучение истории болезни. Не стоило планировать собственные похороны прямо сейчас.
У него вспотели ладони. Он выключил микроскоп и глубоко вздохнул. Затем снял трубку телефона.
