В номере их ждал сюрприз – несколько ваз и корзин с диковинными цветами.
Мери рассмеялась:
– Похоже, кто-то из твоих поклонников времени зря не теряет.
Вэлком вынула из одной корзины карточку и усмехнулась:
– Нет, тут говорится совсем не про меня. Цветы адресованы «золотой богине с волосами, как лунный свет в пустыне, а глазами глубокими, как море». Я думаю, это тебе. От Рэмсона Габри. Кто это такой?
Мери воздела глаза к небесам:
– О Боже мой! Откуда мне знать! Наверное, это тот самый шейх с круглыми блестящими глазками, который сегодня два раза ущипнул меня за попку. Кто же еще? Он, видимо, решил таким способом купить вечер со мной. Он все покупает, почему бы не купить и меня. И зачем я только не послушала свою мамочку. Ведь она предупреждала меня, что я обязательно попаду в какую-нибудь бяку.
– Золотко мое, при всем уважении к твоей маме, Нора – это женщина-диктатор, которая хотела бы, чтобы ты всю жизнь держалась за ее юбку и занималась только тем, что она порекомендует. Забудь о ней и получай удовольствие. Хотя бы раз поживи своим умом.
– Это легче сказать, чем сделать.
– Сколько раз она уже звонила, пока ты здесь?
Мери вздохнула:
– Два раза.
– Почему ты ей не сказала: «Уймись, мамочка, хватит»?
– Я сказала. Конечно, вежливо. Но она не слушает.
– Вежливость на Нору не действует. Не женщина, а асфальтовый каток. Тут нужен динамит.
Мери рассмеялась:
– Можешь мне поверить, я об этом тоже думала.
Но Мери, конечно, знала, что и динамит не поможет. Ее мать – противник достойный. Нора Элвуд занимала достаточно прочное положение на самом верху в одном из крупных рекламных агентств Далласа. И всего этого она добилась упорным трудом и благодаря своей невероятной целеустремленности. Единственное, о чем она мечтала, так это чтобы Мери присоединилась к ее бизнесу. То есть каждый день сталкивалась лоб в лоб с мамашей. Ничего себе жизнь. Наверное, в аду лучше. То, что Мери уже взрослая, независимая женщина, что она имеет право выбрать свою собственную дорогу, Нора признавать отказывалась начисто.
– Я думаю, она день и ночь опасается, что я стану такой, как мой отец, – сказала Мери.
– А чем сейчас занимается Брайан?
– Живет по-прежнему там, где и жил, в Северной Калифорнии. Проживает свое наследство, о чем не перестает напоминать мне моя мать. Занимается натурной съемкой природы для различных журналов и по заказу нескольких магазинов выращивает травы.
– Травы?
Мери улыбнулась:
– Но фотограф он действительно хороший.
– Ах, вот откуда это у тебя. Значит, гены.
– Именно гены. Поэтому Нора так и боится этого. Знаешь такую игру, когда разрывают курицу – кому достанется лакомый кусочек? Так вот, я иногда чувствую себя этим самым лакомым кусочком. А курицу разрывают мои родители. И делают это уже много лет. – Мери зевнула. – Завтра нам рано вставать. Кстати, тебе Филипп говорил, что собирается пойти с нами?
– Да. Ты не возражаешь?
– Конечно, нет. А у вас что-то намечается?
– Мы просто приятели.
Мери улыбнулась:
– Слишком уж быстро ты это произнесла. Да и смотрит он на тебя так… в общем, на месте Эдварда я бы начала волноваться. – Она снова зевнула. – Как насчет того, чтобы отправиться на боковую?
Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.
Мери торопливо разделась и упала в постель.
Она рассказала Вэлком далеко не все. Например, не упомянула ничего о своих снах. И о том, как в ее сознании переплетаются границы фантазии и реальности, так что она сама сомневается, все ли у нее в порядке с головой. В этом действительно были большие сомнения, и это ее волновало.
Она чувствовала себя выжатой, как лимон, и надеялась, что тут же заснет, но события прошедшего дня, как сюрреалистическая карусель, с бешеной скоростью начали прокручиваться в ее голове. Приезд Вэлком повлиял на нее благотворно, днем она почти не вспоминала о странной встрече с голубоглазым человеком на черном арабском скакуне, но сейчас, оставшись одна в полумраке спальни, Мери ничего не могла с собой поделать. Мысли снова наполнились им, как будто со дна души поднялась осевшая там муть. И эта муть сейчас завертелась, закружилась водоворотом, пропитанная странной смесью страха и восхищения, которые он возбуждал в ней.
Сегодня утром она, конечно, напугалась, но подсознательно чувствовала, что он не имел намерения ни сделать ей что-то дурное, ни даже напугать ее.