вертелась назойливая мысль. Он даже улыбался, представляя себе, как будет выглядеть возмездие.
Потом он осознал, что устал от всего происходящего задолго до того, как дело само собой пришло к развязке. Он потерял чувство реальности. Перестал быть самим собой. Поверил, что он государь Аджаннар, что чем-то обязан этой стране, этим людям. Придумал себе какую-то ответственность, какой-то долг. Идиот. Идиот в стране идиотов. Он был таким глупцом, что ждал от них за свои дела благодарности и уважения. Положил половину жизни на алтарь их благополучия, спокойствия, мира. А они? Что взамен?.. Расплатились с ним по заслугам, нечего сказать.
Да плевать он хотел. Если все они передохнут от злости и зависти и перережут друг друга, он будет только счастлив. Меньше народу – легче дышать. Из-за него начата война, подумать только! Это же надо выдумать такое оправдание. Кто угодно виноват, только не сами. Сколько сил, сколько времени, сколько нервов, бессонных ночей, конфликтов с близкими и любящими людьми похоронено под справедливой маской и принесено в жертву бездонной утробе этой страны? И вот как ему обернулось то, что он жизнь свою ради них угробил…
Существо, влекомое государем по узким коридорам, жалобно мяукнуло, споткнувшись о вывернутый из стены камень. Император досадливо дернул его за руку. На этот раз он рассердился по-настоящему. Там, наверху, похоже, началась традиционная резня всеми всех. Когда они с таю пробирались одним из нижних коридоров в западное крыло, откуда подземный ход вел в нижний город, с какого-то из пролетов ведущей наверх лестницы свалилось тело кира Лаура. У министра дворцовых церемоний был вспорот живот. В звуках, долетающих вниз через вентиляционные шахты, можно было угадать топот ног, резкие голоса и лязг железа о железо. Значит, уже начали убивать дворцовых чиновников. Видимо, отсутствие императора замечено и наступило время сведения личных счетов. Нормальная жизнь Царского Города. Ничему не надо удивляться. Так начиналась Солдатская война. Так происходили сотни переворотов до Солдатской войны и до воцарения династии Гаршах. И так будет продолжаться веками.
Свора сорвалась с привязи и ошалела от вкуса свободы. А настоящая свобода не длится бесконечно, поэтому ею надо успеть воспользоваться. Сейчас попадись государь человеку, который затаил на маску Справедливости обиду, – без зазрения совести убьют и таргского государя. И уже не потому, что из-за его имени на севере идет война, и не из каких-то политических расчетов. А просто за то, что обошел в дворцовых назначениях чьего-нибудь троюродного племянника или посадил в тюрьму за воровство мужа сводной сестры. У резни свои законы. Кровь застилает разум сильнее, чем вино.
Прочь отсюда. Пусть наслаждаются моментом свободы. Они сами свои злейшие враги. Пожирают себя изнутри. Он им больше не император. Раз они не хотят его порядка – пусть наводят свой. Он не испугался. Он мог вернуться и всех недовольных посадить на короткий поводок. Своими средствами. Но он не испытывал такого желания. Он устал, ему надоело, у него нервное истощение и больные глаза. Все, что он хочет, – это ни о чем, наконец, не думать. И выспаться. А эти… Все мечтают стать императорами. Купаться в роскоши и власти. Но никто из них не задумался, чего же это на самом деле стоит.
Прочь отсюда. Чем дальше, чем лучше.
Малодушие? Да называйте это как хотите. Если бы ему было некуда идти, он пошел бы обратно. Но ему есть куда вернуться.
Его нигде не было, не было, не было… Прочесали все подвалы, все закоулки, открытые и тайные, посещаемые и веками забытые. Государя не нашли нигде.
Решение разделиться на несколько поисковых отрядов и действовать быстрее Дин принял после того, как лицом к лицу встретился в подземелье с одиноким киром Лауром, спешащим куда-то с дикими от страха глазами. Увидев Дина во главе отряда личных государевых телохранителей, министр церемоний окончательно обезумел, бросил несомый фонарик и воткнул себе в брюхо огромный нож. После этого сказать, где государь, он уже не смог, а просто провалился, проломив спиной деревянную решетку, в одну из сквозных шахт возле лестницы, сделанных специально, чтоб воздух в подвалах не застаивался и не рождал болезни.
Странное поведение кира Лаура навело Дина на подозрение о не самом лучшем развитии событий где-то там внизу. Должно быть, между самими заговорщиками случилось нечто, лишившее некоторых из них самообладания. Чтобы не поддаться панике и страху, Дин стал нарочно нагонять на себя злость. Так было проще совладать с собой и с подчиненными людьми, смотревшими на него.
Впрочем, то, что император не отыскался не только живой, но и мертвый, давало Дину малую надежду. Это была отсрочка. Мизерный шанс спасти собственное положение, если не навсегда, то хотя бы на время. Может быть, государя увели из Царского Города по одному из четырех известных некоторым дворцовым обитателям подземных ходов. В то, что императору удалось бежать, Дину не верилось, потому что Ионкара с частью его людей не могли найти тоже.
В какой-то момент, среди всей этой беготни по низким темным коридорам нежилых этажей, между вскрыванием или взламыванием всеразличных дверей, заграждений и решеток, между краткими советами по координации действий независимо проводящих поиски групп, начальник личной охраны императора, полукровка, то есть почти такой же безродный выскочка, как и Дин, – господин Имин – запыхавшись после пробежки по наклонному спуску, плечом притиснул Дина к плесневелой стене и негромко, чтоб не слышали остальные, спросил:
– Что будем делать, если?..
– Драться, – не раздумывая, отвечал Дин.
– На чьей стороне?
– На своей собственной, – Дин оттолкнул Имина от себя. – Если ОН покойник – то и мы с тобой тоже. Надо искать. Без всяких «если».
– Если ОН покойник, я поступлю, как Лаур, – ледяным голосом сообщил начальник охраны.
– Ты выполняешь приказы, – осек его Дин.
– Моя жизнь принадлежала ЕМУ. Если нет ЕГО, значит, она принадлежит мне. Но живым я в могилу не лягу.
– Ты выполняешь приказы, – Дин в упор смотрел на Имина. Дин был в бешенстве. Он сам прекрасно чувствовал, что теряет опору. Не хватало ему еще истерических припадков вокруг.
Имин глядел мимо Дина застывшими глазами, в которых притаилась какая-то дурацкая решимость.
Начальник государевой охраны обладал репутацией человека, который ничего не боится. Даже самого государя. Но вот настал момент, когда и Железный Имин выдал свой страх. Живого государя он не боялся. А мертвого – до истерики, до желания лишить себя жизни. До состояния тряпки, а не человека.
– Ты его просрал, тебе и ответственность нести, – зарычал Дин, уже не стесняясь прислушавшихся к их беседе гвардейцев и телохранителей. – В штаны наклал, вояка? Давно на прочность тебя не проверяли? Снаружи-то железный, а внутри все прогнило. Зажрался за спинами мордоворотов своих, да? Забыл, как дела делаются? Работай! Ничего еще не кончилось, все только начинается!
– Я… – начал было Имин.
– Головка от …! – рявкнул Дин, схватил Имина за ворот кафтана и, даром что Имин был на голову выше его ростом, спиной припечатал начальника охраны к противоположной стене коридора так, что под каменными сводами пошел гул. – Работай, тебе сказано!
– Что вытаращились? – накинулся Дин на остановившихся людей. – Баб в штанах никогда не видели? Кто из вас еще должен быть с государем в могиле и боится? Вперед!
И они снова разошлись на новом перекрестке коридоров.
Наконец победный крик, сменившийся громкой бранью, дал знать об определенных успехах в поисках следа.
Ярус подвалов был самый нижний, темный и заброшенный. Находку сделали гвардейцы из Ман Мирара. Дин с телохранителями подоспели позже, когда из темной норы уже выволокли четыре бездыханных тела, три полутрупа и трех пораненных в лицо чем-то странным, но еще брыкающихся соучастников злодеяния. Все они оставались в темной камере, не делая ни малейшей попытки бежать или позвать кого-либо на помощь, несмотря на свободный, в общем-то, выход, возможность зажечь свет или привлечь к себе внимание.
Мертвы были кир Наор и его саврский родственник, а также двое гвардейцев, заколотых их же оружием. Ионкар лежал без сознания. Когда рассмотрели поближе всех освобожденных из плена темноты, оказалось, что и те, кто в сознании – слепы. А единственный оставшийся зрячим, всего лишь с черным жженым
