существование на грани жизни и смерти.
Аранша до боли стиснула руку Волчицы, когда девочка-призрак опустилась на колени и положила белокурую головку на грудь Денату. А мальчик серьезно и ласково гладил ее по чепцу и длинным локонам, словно это были волосы живой подружки, которая искала у него утешения.
Вдруг девочка, словно рыбка, выскользнула из световой струи. Прилегла на черную плиту, подложив обе руки под щеку. Денат сел рядом и негромко, с трогательной старательностью запел старую колыбельную песенку про лиса, который бегал под кустом и задел звезду хвостом. И об иволге, которая в гнезде укрывает птенцов крылом.
Губы Аранши невольно шевельнулись, вторя песенке: сколько вечеров подряд она пела ее сынишке!
С последними словами воздух над плитами заколебался, замерцал, заискрился, и фигурка уснувшей девочки медленно растаяла, сливаясь с легкими сумерками.
Денат встал, поднял горшочек-трутницу и побрел назад.
Очутившись рядом с матерью, он молча протянул ей горшочек. У женщины перехватило горло, когда она увидела, что чумазое лицо сына залито слезами.
Но переживать Аранше было некогда. Ильен уже требовательно протягивал ей зажигательную стрелу, а госпожа скинула с плеча арбалет (свой-то Аранша обронила в черный провал). Волчица и сама прекрасно стреляла, но почему-то сейчас уступила право на выстрел наемнице, молча признавая ее превосходство.
Аранша заставила себя успокоиться. Твердой рукой взвела тетиву и поднесла к тлеющим углям наконечник стрелы, обмотанный паклей. Пропитанная горючим составом пакля вспыхнула нетерпеливо и зло.
В световом столбе опять стоял призрачный Ящер. Из пасти вырывались хрипение и свист. Ругается по- своему? Молит о пощаде? Творит заклинания?
Стрела мощно пересекла поляну и ударила в серый бок дорожной сумы, откуда выглядывал краешек желтого бочонка.
— Бежим! — пронзительно закричал Ильен.
Они успели добежать до кустов, когда сзади раздался грохот. Воздушная волна сбила их с ног, швырнула на колючие ветви.
Обернувшись, люди увидели зрелище грозное и прекрасное, словно извержение вулкана.
Световой столб пылал. В нем корчились, меняя очертания, неясные фигуры. Пламя билось, содрогалось, из его глубины рвались черные полосы и уносились ввысь, к сгущающимся тучам.
А от основания этого гигантского факела по плитам разбегались, змеясь и свиваясь в паутину, светлые трещинки. Словно какой-то небесный гигант пытался вырвать из земли пылающее дерево, а его мелкие, но цепкие корни дробили черный гранит.
Ударил нечеловеческий вопль и разом оборвался, смолк.
— Душа Пламени! — самозабвенно бормотал Ильен. — Душа Пламени! Вот так было при Шадридаге, когда гибла крепость!
Никто не слушал подростка. Все были потрясены зрелищем гибнущего злого величия.
И вдруг в гудение пламени и треск лопающегося гранита ворвался безумный хохот. Сухой, злобный, беспощадный. Смех мертвеца.
Громадный обломок гранита взмыл в воздух и, словно брошенный могучей рукой, полетел в оцепеневших людей.
Аранша опомнилась первой. Кошкой прыгнула навстречу камню. Встретила его всем телом, сбила со смертельной дуги, приняла на себя страшный удар. И упала рядом с рухнувшим наземь черным обломком, у ног своего спасенного сына.
Волчица бросилась к подруге и замерла, не дотронувшись до нее.
Если шесть лет помогаешь лекарю в Доме Исцеления, не обязательно нащупывать Жилу Жизни на шее, чтобы понять, жив ли человек. Достаточно увидеть этот застывший взор, ушедший в хмурые вздыбленные облака.
Островитяне так и не поняли, почему ход сражения вдруг резко изменился в их пользу. До этого мгновения слизняки бились сплоченными рядами, выращивая новых бойцов на смену погибшим. И вдруг заметались, бросились наутек. Для большего проворства каждая Тварь рассыпалась на кучу маленьких слизняков. Они двигались очень шустро — кто нашел спасение в море, кто пробился сквозь толпу и скрылся в кустах вереска.
— Тех, что на острове, истребить! — приказал король. — А которые в море ушли… Повелеваю: отныне всем, кто живет у моря, держать наготове не меньше корзины негашеной извести! Как ее хранить, чтоб не отсырела, про то спросите у Айрунги.
При последнем слове Шаунара, стоявшая рядом с королем, судорожно вздохнула и начала искать кого- то глазами.
На миг битва над обрывом замерла: противников ослепило яркое и четкое видение разгромленной, уничтоженной колдовской поляны.
Каждый из узревших эту мрачную и грозную картину решил, что с ним сыграло шутку воображение, и вновь бросился в бой.
Но было уже ясно, что маги сражение проиграли. И великий полководец Ураган, как ему и подобало, думал об одном: в какую сторону драпать?
К этому моменту он был уже смят и раздавлен стремительной атакой Сокола. Это он-то, при жизни никем не превзойденный боец! А когда незримая магическая струна порвалась со звоном, который услышали только чародеи, Ураган почувствовал, что не может больше приказывать чужим мускулам. Хозяином тела снова стал Шершень — уже навсегда.
Будь на месте разбойничьего атамана другой человек, тут бы ему и конец пришел. Но Шершень, хоть и не был великим мастером боевых искусств, сорок с лишним лет спасал свою шкуру от ножа, стрелы, удавки и других хищных предметов. Он не стал продолжать бой с Сыном Клана. Выронил меч, растянулся на краю обрыва, перевалился через край и шустро начал спускаться, цепляясь за скальные выступы и торчащие из трещин побеги.
Ралидж в азарте чуть не ринулся следом, но сдержался. Оглядел поле боя: не нужна ли кому-нибудь помощь?
Шенги гнал своих противников по узкой расселине, и видно было, что вряд ли догонит — очень уж бойко улепетывают.
А разбойница как раз в этот миг изловчилась, швырнула Дайру в лицо горсть песка и, вырвавшись, бросилась бежать. При этом она перепрыгнула через Нитху, только что пришедшую в себя, и наступила девочке на руку.
Маленькая наррабанка зашипела от боли.
— Траста гэрр! — воскликнула она. — Демон тебя сожри!
И ринулась за обидчицей.
— Стой! — крикнул вслед учитель. — Вернись сейчас же!
Разгоряченная наррабанка даже не оглянулась.
Шенги безнадежно махнул рукой и обернулся к Дайру:
— Что с глазами? Прекрати тереть! Хуже будет! Вот фляга, промой как следует.
— Ма-а-ама!!
