Девочка затаилась в нише под скальным «козырьком».
Левой рукой она отстраняла толстого пса, который, ошалев от счастья — наконец-то человек! — норовил вылизать ее с ног до головы.
Наконец Нитха решила, что «спасительница» убралась прочь.
— Все, глупый, все, — заговорила она строго, но тут же голос потеплел. — Дурачок ты, дурачок! Как же ты сюда угодил?
Тяв-тяв усердно махал хвостом. Он и рад был бы объяснить, как убежал со странного корабля; как нашел в кустах шапочку, оброненную его маленьким хозяином; как, вдохновленный находкой, начал обшаривать окрестности и ухитрился свалиться в яму.
Ничего этого рассказать он не мог, только лизал ободранные маленькие руки девочки.
— Ну, хватит, хватит! Придется нам, ушастый, посидеть тут немножко. А потом учитель нас вытащит. Эта гадина бренчала: «Никто за тобой не придет…» Уж Совиная Лапа меня точно найдет, он такой секрет знает, а тебе, ушастый, не скажу, вот!
Старый пес, утомленный бурным проявлением чувств, не настаивал на выдаче чужого секрета. Он лег у ног девочки, уткнулся носом ей в колено и только слабо постукивал хвостом по камням.
— Жаль, не могу тебя покормить. Ты, вижу, пес не бродячий. Ошейник, даже бляха какая-то, там имя хозяина, да? Вот поднимемся на свет — почитаем… Ох, да ты же, наверное, хочешь пить! Хочешь пить, тварюшка ты домашняя? У меня во фляжке что-то… ну да, сладкая водичка, медовая. Давай-ка… вот так, с моей ладошки. Ой, дурачок, ты ж мне ладонь насквозь пролижешь!
Напоив пса, Нитха с удовольствием допила оставшуюся во фляге воду. Настой чернокрыльника, подлитый коварной Юншайлой, придал напитку приятный кисловатый вкус. Девочка прицепила на пояс опустевшую флягу — хорошо, но мало! — легла, запрокинув руки за голову, и стала ждать, когда учитель придет, чтобы выручить ее.
Вскоре и она, и пес уже спали крепким, ровным, глубоким сном.
Пожалуй, никогда еще у старичка-лекаря не было столько работы сразу. Но он не растерялся, тем более что король Фагарш заранее дал ему в подмогу пару смышленых рабов из дворцовой прислуги.
Но рабы, они рабы и есть, годятся только на то, чтоб переносить раненых с солнцепека в тень да поддерживать их, когда лекарь накладывает повязку. А больше от них никакого толку. Поэтому старый Марави обрадовался случаю поговорить со знающим, образованным человеком.
— Несколько переломов, один очень скверный — два ребра и ключица, — озабоченно говорил он Айрунги. — Среди пострадавших есть женщины и десятилетний мальчуган из рыбацкого поселка. Сломана левая рука и обожжена щека, шрам останется. Под конец на этих тварей вся толпа навалилась — и старики, и дети.
Айрунги не удержался, спросил, не было ли среди пациентов Марави женщины по имени Шаунара.
Старик поджал морщинистые губы:
— Дикарка эта, травница с холмов? Крутилась тут, предлагала свою помощь. Я ее прогнал. Она пользуется ненаучными методами!
Айрунги сдержал ухмылку, сообразив, что между врачом и травницей существует давняя вражда. И глубокая, иначе старик не назвал бы девушку «дикаркой», это Шаунару-то!
Ладно, она жива, и это главное!
Облегчение щекотало душу Айрунги легким светлым перышком. На радостях он даже не сразу сообразил, о чем говорит ему старый лекарь.
Ах да, ожоги…
— …Мазь, но она не дает обычного эффекта. Может, это потому, что ожоги иной природы, не от огня.
— Да, верно, — ухватил нить беседы Айрунги. — Это похоже на кислотные ожоги, которые мне доводилось получать во время опытов. — Он показал кисти рук, покрытые желтоватыми пятнами. — Пусть мой господин попробует промывать пораженные места слабым раствором соды. Мне помогало.
Идея так увлекла старичка-лекаря, что он тут же прервал беседу и удалился, бормоча: «Сода, сода…»
Айрунги без особого интереса глянул на женщин, которые крутились вокруг раненых — кого поят из кувшина, кому рассказывают о судьбе близких.
А вон та, что стоит на коленях возле старика и меняет у него на лбу мокрую тряпку… совсем рядом в двух шагах…
Эти бронзовые тяжелые косы могут принадлежать лишь одной женщине на свете!
Этот Марави — старый дурень! Он ее, видите ли, прогнал! Да чтобы выставить эту женщину, понадобилась бы сотня наемников!
Поднялась на ноги. Отряхивает песок с юбки. Сейчас обернется…
И тут Айрунги, словно его толкнул в бок маленький вредный демон, растянулся на песке, закрыл глаза и картинно-беспомощным жестом откинул руку в сторону.
Прошла мимо… Задержала шаг… Остановилась…
Пройдоха следил за колыханием ее подола сквозь смеженные ресницы — он прекрасно владел этим женским умением.
Вскрикнула. Упала рядом с ним на колени. Сильная загорелая рука скользнула под шею Айрунги, бережно приподняла голову. Пальцы другой руки заскользили по шее над ухом, ища Жилу Жизни. Они дрожали, эти смуглые пальцы!
— Живой! — Шаунара не вымолвила это, а простонала. — Ох, да что же с тобой… да как же это… Ты не умирай, слышишь! Я все сделаю, все, только потерпи, не умирай, я вылечу, я умею…
Каково разыгрывать роль раненого, который потерял сознание, если у самой щеки — вырез платья и золотистые аккуратные грудки, к которым так и тянет припасть пересохшим ртом? Не то что притворщик — настоящий больной не выдержал бы! И покойник не выдержал бы!
Мужская рука сама собой двинулась вверх, властно легла на затылок женщины, прижала лицо к лицу, губы к губам.
И ведь ответила на поцелуй! Ответила! На несколько блаженных мгновений женщина прильнула к мужчине страстно и нежно, ласково и горячо!
Увы, Шаунара быстро опомнилась. Негодуя, рванулась из объятий обманщика, так стремительно, словно его руки были ветками крапивняка. В карих глазах заплясала гроза. Айрунги уже не притворялся, не жмурился и получил гневную молнию прямо в зрачки!
Смуглая ручка коротко размахнулась и влепила симулянту такую затрещину, что чуть бы сильнее — и бедняга с полным правом остался бы лежать среди раненых, ожидая, пока им займется лекарь.
Шаунара вскочила на ноги и побежала прочь.
Поднялся и Айрунги. Щека горит, в голове гудит, а в душе пляшет пьяное, безрассудное счастье.
Нелогично? Да в болото логику! И здравый смысл туда же! Скорее догнать эту восхитительную злодейку и вымолить прощение!
Айрунги рванулся вслед за беглянкой и налетел на какого-то мужчину. Не извинившись, попробовал обогнуть его, но твердая рука вцепилась в плечо, остановила.
Перед Айрунги стоял Ралидж Разящий Взор.
Но куда пропала Нитха?
Досадливо морщась и глуша в душе тревогу, Шенги положил ладонь на талисман и негромко выругался: все вокруг затопил мягкий серебристый свет.
