— Думаешь, он получает… из казны?..
— Думаю, очень много, государь, — тихо ответил Айрунги. — И за дело. Я беседовал со жрецом Безликих. Он рассказывал, как его предки в Силуране мазали священное дерево человечьей кровью. А эрнидийцы в старину резали глотки жертвам на вершине Тень-горы. А сейчас? Бросают в воду лакомства, льют вино.
— Полагаешь, в этом заслуга Шепчущего?
— Насколько мне известно, началось это до него, но он много содействовал смягчению нравов.
— И ты считаешь, что я тайно его поддерживаю?
На миг Айрунги заколебался. На пути к желанной цели оставался самый опасный участок болота. И все же он решился:
— А почему не поддержать того, кто приносит короне пользу? Дети Моря, которые могли бы стать опасными для дворца и храма, находятся под надежным присмотром. К тому же Шепчущий изворотлив, умен и невероятно проницателен. Мой государь не поверит: он улавливает на расстоянии речи, слышать которые никак не мог. Позавчера в пещере он процитировал слова юного принца, знать о которых могли только три человека: мой король, принцесса и я. Ну, насчет потомка дори-а-дау и лопоухого кролика в норке.
— Ну и что? — хмыкнул Фагарш. — Фразочка простенькая, допускаю совпадение. Или сам принц сказал кому-нибудь из прислуги.
— Или принцесса, — покладисто кивнул Айрунги. — Но все равно Шепчущий для эрнидийского престола — просто сокровище. Такой верноподданный! Вот, скажем, зашла речь о жертвоприношениях. Про сынишку корзинщицы он даже не вспомнил, про ученика жреца упомянул вскользь. Зато как говорил о маленьком принце! Горячо! Заботливо! Нежно! Даже с гордостью! — И, глядя в потемневшие глаза Фагарша, закончил с восхитительной наивностью: — В его словах сквозило прямо-таки отцовское чувство!
— Вот уж не знаю, — тяжело выдохнул Фагарш, — в морду тебе закатить или…
— Мой господин гневается? — распахнул Айрунги чистые, честные глаза. — Это потому, что он не слышал речи Шепчущего! Нет-нет, я понимаю, государь был занят! Работал в библиотеке, запретил себя тревожить… Кстати, о библиотеке, не помню, говорил ли я, что случайно обнаружил из нее потайной выход? Ведет к кустам сирени, а дальше — садовый павильон, развалины беседки.
Фагарш взял себя в руки:
— Не говорил. Но я и сам знаю. Нашел еще мальчишкой.
Тоже мне тайна!
— Да, государь упоминал, что в детстве был шустрым мальчиком. Может, он знает и другой потайной ход? Я его хочу засыпать, а то юный принц найдет и покалечится.
— Тот, что под корнями сосны? — В голосе короля звенел насмешливый вызов.
— Ну да. После свадьбы Лянчи… ну, говорили еще, что на рассвете Шепчущий благословлял молодых… так вот, тем утром я обнаружил в подземном переходе свежий отпечаток подошвы. Конечно, это наследил незримый Шепчущий! Интересный след — от мягкого сапога. Их на острове мало кто носит. Вещь не из дешевых… ну, скажем так: не бедняцкая. Сначала я на стражников грешил.
— А теперь?
— Теперь я так не думаю. — Айрунги оперся руками о подоконник, готовясь в любой миг перемахнуть через него. Лишь бы король не пришиб его сразу своим увесистым кулаком, а потом, когда пройдет первый приступ гнева, с Фагаршем можно будет побеседовать серьезно.
— Стало быть, не только во дворце, но и в саду каждый уголок облазил?
— Проверял, где детишкам опасно играть! А этот случай так хорошо запомнил потому, что на обратном пути вляпался в какую-то вонючую пакость. Еле отмылся, пришлось вылить на себя кувшин цветочной воды. Даже неловко было: благоухал, как клумба. Утешало лишь то, что я был не один такой ароматный: мой государь именно в этот день тоже соизволил прибегнуть к…
— Так! — резко прервал его Фагарш. — Не слишком ли шустрый наставник у моих детей?
— Наверное, да, — вздохнул Айрунги (а руки его напряглись на подоконнике). — Я и сам хотел просить государя найти для меня при дворе место, более соответствующее моим способностям и моей преданности.
Последнее слово не прозвучало, а прямо-таки пролилось медовой струей.
Ну, вот. Сейчас. Или Фагарш ему врежет, или…
Король, запрокинув голову, от души расхохотался.
Проходимец с облегчением расслабился: тот, кто так открыто смеется, не ударит.
— Место, соответствующее твоей преданности? — отсмеявшись, сказал король. — Конечно, и платить я тебе буду больше?
— Я этого не говорил, — с трогательной скромностью откликнулся Айрунги. — Но мой государь сам знает, что самая прочная преданность та, что хорошо оплачивается.
— Что ж, твои способности я заметил давно. И сам собирался вознаградить их по заслугам. Вот, почитай!
Айрунги недоуменно взял с подоконника письмо, на которое небрежно указал король. Какое отношение к их беседе имеет то, что писал Фагаршу его аргосмирский шурин?
Пробежал глазами несколько строк и замер, глядя мимо страницы. Не вздрогнул, не выронил лист. Но Фагарш, цепко за ним наблюдавший, догадался, что его собеседник прекратил читать.
— Я еще с «Морской короной» отправил шурину письмо, — с удовольствием пояснил он. — Спросил, говорит ли ему что-нибудь имя Айрунги. Рекомендательные письма — дело хорошее, но всегда лучше проверить… Ты читай, читай, он там чернил не пожалел.
До сих пор все великие начинания Айрунги заканчивались полным крахом, а он восставал из руин и начинал все сначала. Такая закалка в сочетании с природным упрямством помогла ему выстоять и сейчас. Он продолжил чтение с таким видом, словно это ужасное, сокрушительное письмо не имеет к нему никакого отношения.
— Здорово, правда? — веселился Фагарш. — Не читал ничего интереснее с тех пор, как мальчишкой за одну ночь проглотил «Скитания Ульгира»! Ну, насчет разжигания войны между Грайаном и Силураном — это ерунда. Там шесть лет назад войну могла разжечь любая собачонка, затявкавшая в сторону границы. Без тебя все бы разожгли наилучшим образом. А вот в Наррабане… Эх, как хочется узнать поподробнее, что там было с новоявленным пророком Гарх-то-Горха, которого приволокли в храм стражники, а ушел он оттуда важной персоной. Еще и караван ему за счет храма снарядили! А потом — объявление вне закона и погоня за караваном… любопытно ведь, почему так получилось! А та старая история с Хранителем Ваасмира…
Айрунги не столько читал письмо — и так все ясно! — сколько прикидывал варианты спасения. Если был бы шанс, что слезы и мольбы растрогают Фагарша, Айрунги не задумываясь грохнулся бы на колени и устроил душераздирающую сцену с воплями, рыданиями и причитаниями. Остановила не гордость, а трезвый расчет: не тот человек Фагарш.
— А цены-то, цены! — восхищался король. — Не то что мое скромное вознаграждение за Шепчущего. Я же говорил: не можем мы назначать за головы государственных преступников такие награды, как в заморских краях! Читал — глазам не верил! Ух, до чего звучит заманчиво! Прямо хоть торги устраивай — кто больше предложит! Ты просто подарок для небогатого островного королевства!
«Что ж, если унижение не поможет, позволим себе роскошь сохранить достоинство!»
Айрунги положил на подоконник недочитанное письмо, спокойно и твердо взглянул в лицо королю.
— Ну, что же ты! — огорчился Фагарш. — Там еще на обороте столько занятного! Шурин пишет, что у них в Гурлиане не забыли «мятеж бархатных перчаток». Никто не думает, что эту похлебку состряпали два придурковатых королевских кузена или их недоумки-приспешники в этих самых бархатных перчатках… надеюсь, не ты придумал такой идиотский опознавательный знак?
— Не я.
— Я так и думал. Шурин просит: если на Эрниди появится, как он пишет, «недобитый прохвост», так чтоб я не соблазнился на высокие награды чужеземных государей, а по родству и по дружбе отправил указанного прохвоста в Аргосмир. Причем обязательно в кандалах, не то хитрюга смоется… Э-эй, да ты меня не слушаешь! О чем задумался?
— Ругаю себя, — искренне ответил Айрунги. — Столько времени во дворце, а не удосужился под каким- нибудь предлогом осмотреть подземелье на предмет побега.
