Жестяной смех залязгал по поляне.
Красавчик оцепенел, догадываясь, что приближается нечто жуткое.
И тут бабка, приводившая в порядок растрепанные седые волосы, шагнула к Красавчику. Пристально посмотрела в лицо — никогда парень не видел у своей «боевой подруги» такого хищного, оценивающего взгляда — и сказала с какими-то влажными интонациями:
— На Эрниди я представлюсь знатной путешественницей. Кто этому поверит, если при мне не будет слуги? Отдайте смазливого мне!
Красавчик, человек по-своему опытный, легко распознал похотливые нотки в словах «отдайте» и «смазливый».
В устах старой женщины они звучали мерзко, но парень понял, что может спастись от чего-то страшного, и храбро улыбнулся дрожащими губами.
Поспорив, маги решили удовлетворить прихоть Орхидеи, и та, развеселившись, как девчонка, вприпрыжку (дикое зрелище!) умчалась с поляны, крикнув, что пороется в сундуках. Красавчик где стоял, там и уселся — ноги подкосились. Недомерок вышагивал взад-вперед: маг осваивался с новым телом. А Шершень с наслаждением ощутил, что может повернуть голову. Еще мгновение — и подчинились руки… какое счастье вновь стать хозяином самому себе!
Умерив ликование, Шершень ощутил безмолвное присутствие чужака в своем разуме. Словно не видишь стоящего сзади человека, а можешь разглядеть лишь тень у своих ног. Но с этим легко будет свыкнуться.
Вернулась бабка. Вместо бесформенного балахона и мужских сапог на ней было темно-синее открытое платье сиреневого цвета с корсажем. Дряблые пятнистые старческие груди нахально красовались в квадратном вырезе; жуткие ключицы, обтянутые желтой кожей, заставляли невольно отводить глаза. Из- под подола выглядывали мягкие синие туфельки.
При всей своей неискушенности в покрое женских тряпок Шершень понял, что платье не просто старомодное — старинное.
Женщина правильно истолковала его взгляд.
— Ну да, не последняя придворная мода. Думаю, ты слишком молод, чтобы это помнить, но так ходили дамы при дворе короля Джайката пятьсот лет назад… И все-таки лучше так, чем в лохмотьях. Переодевайтесь и вы. — Она бросила на землю перед мужчинами ворох смятых одеяний — сверкнуло золотое шитье на бархате. — Пусть люди думают, что вы рылись в прадедушкиных сундуках. А я… Вот увидите, эрнидийская королева еще будет подражать моим фасончикам!
И атаман не понял, кто это сказал: бабка или Орхидея.
Переодеваясь, Шершень обратил внимание, что, хотя от материи шел затхлый запашок, наряды были как новые, словно не пролежали в сундуке пять веков. Колдовство, не иначе!
Неугомонная старуха сбегала еще куда-то и вернулась с полным подолом монет и драгоценностей. Разбойники проворно разобрали золото (ссыпав его куда попало, даже за голенища сапог), обвешались побрякушками и окончательно смирились со своим пленом.
Хозяйственная Орхидея даже разыскала в одном из сундуков ковровую дорожную суму — не может же дама путешествовать без багажа!
Когда немного стих веселый гам, зашуршал голос Чуткого:
— Я нашел. Ралидж и Шенги плывут вниз по Тагизарне на борту речного судна.
— Оба? Вместе? Отлично! — Шершень вновь почувствовал себя атаманом. — Пенные Клыки уже прошли?
— Нет. И до темноты не пройдут. Они недалеко от Шаугоса, идут медленно.
— Тогда знаю, где заночуют. Есть только одно место, чтоб причалить… Слушай, приятель, как бы нам с Недомерком туда поскорее…
Он не договорил. Там, где он только что стоял, закрутился смерч и, взвившись над развалинами, полетел на запад. Следом за ним помчался второй смерч — тот, что миг назад был долговязым парнем с соломенными волосами.
— Ух ты! — с испугом и восхищением воскликнула бабка. — Ты… как тебя… Чуткий! Мне что делать?
— Возьми второго человека за руку, — прошелестел ответ.
Бабка строго ухватила за локоть перетрусившего Красавчика, и двойной вихрь, взмыв над травой, устремился на восток, туда, где за морем лежал остров Эрниди.
И все смолкло на руинах Кровавой крепости. Лишь из светового потока строго и сурово глядело вслед умчавшемуся вихрю странное дитя — хрупкая девочка лет восьми, в чепце на белокурых волосах и в строгом сером платье.
Арлина, отставив руку, вгляделась в серьезное детское личико, что огромными темными глазами глядело с черной зеркальной плитки.
Супруга Хранителя Найлигрима не была похожа на ту веселую, гостеприимную хозяйку, какой запомнилась Охотнику и его ученикам. Губы ее были плотно сжаты, густые брови сдвинуты, из-под ресниц сверкали зеленые молнии. Грозная королева, обдумывающая поход на соседние земли!
Встала. Опустила болтливое зеркальце в бархатный мешочек у пояса. Решительно вышла из комнаты.
В коридоре ей встретилась Иголочка, хотела о чем-то спросить госпожу, но, взглянув хозяйке в лицо, шарахнулась к стене.
Волчица прошла мимо, не обратив внимания на рабыню. Она сопоставляла странности в поведении мужа перед отъездом и воспоминания о своем путешествии в Наррабан шесть лет назад. Тогда довелось узнать кое-что, о чем она не собиралась говорить даже с мужем. А теперь чудак Ралидж разводит с Ильеном секреты в сарае, где устроили лабораторию! От кого секреты? От жены? Смешно! Мальчишки, они мальчишки и есть, в любом возрасте!
Арлина нагрянула в лабораторию, словно вражеская армия с развернутыми знаменами, и с порога повелительно позвала:
— Ильен!
Мальчик вышел, приветливо улыбаясь. Но улыбка увяла, едва он глянул в лицо Волчице.
Сильная смуглая рука вцепилась ему в плечо, с неожиданной силой толкнула к дверному косяку — не убежать, не спрятаться…
— Не вздумай отнекиваться! — зазвучал беспощадный негромкий голос. — Я все знаю! И мне нужна Душа Пламени! Ты слышишь? Душа Пламени!
12
На то и постоялый двор, чтоб на пороге появлялись гости. И чем чаще, тем лучше. Почему же так вытаращил глаза Вьянчи Юркий Заяц, узрев роскошную рыжеволосую красавицу, которая в сопровождении слуги вошла в «Смоленую лодку»? Толстячок даже побледнел.
Недоброе предчувствие? Пожалуй, и это… Но главное — появление очаровательной незнакомки не вписывалось ни в какие расчеты хозяина.
Несложные, кстати, расчеты. Припортовый постоялый двор — не трактир на проезжей дороге. Сюда гости не забредают, когда им заблагорассудится. Все на Эрниди знают, когда у Корабельной пристани бросает якорь судно.
Тогда для Вьянчи самая работа: заняты все комнаты наверху, а трапезная гудит от мужских голосов, трепещет от женского перешептывания.
А сейчас наверху лишь мамаша с дочкой на выданье да потрепанный жизнью повеса. Эти трое не отплыли на рассвете на борту «Морской короны», остались ждать следующего корабля, чтобы еще
