СВ. Министры ездят тут туда-сюда, большие боссы, генералы, все начальство наше сраное. А сцепщик похмеляется себе да и похмеляется. А жизнь в стране все хуже, хуже… За двадцать лет никто, ничего. А он ведь за стакан бы объяснил, поди, как коммунизм, ну, или капитализм — что хочешь — чтоб народец перестал стонать-то. Нет! А почему? Это никому не нужно. Это не занятно. Занятно другое: как он взглядом режет ветчину. «А папаша режет ветчину…»
— Надо спать залечь, в конце концов, — закончил куплет Белов. — А то тебя уже в политику понесло.
— Ага. Знаешь что? Вот если Бог есть, то с него не спросишь — это все уже давно поняли. «Пути Господни неисповедимы». То есть что он делает, зачем и с какой стати, нам не понять. Не ваше дело, муравьи. Но если предположить, что высшая цивилизация существует, то она для нас, по могуществу я имею в виду, практически то же самое, что и Бог…
— Ну, ты и сказанул!
— А что? Я особой разницы не улавливаю. Убить, воскресить, судьба моя для них яснее ясного… Разница одна: если они здесь сидят, то ведь с них и спросить, наверно, можно. Помнишь, как у Высоцкого: «Мне есть кто спеть, представ перед Всевышним, мне есть чем оправдаться перед Ним». А мне, я так прикидываю, оправдываться особо-то и не в чем — ну, если по гамбургскому счету, по-крупному, а вот наоборот — это пожалуй. У меня лично к богам до хера накопилось вопросов. Один острей другого. У тебя, поди, тоже — не так разве?
— Всю философию эту давай оставим на утро. Спать!
— Да ладно! С утра завтра похмелимся — и за дела, как прежде: воду решетом носить. И как начальство — мимо, мимо.
— Начальство все сейчас уж тридцать лет летает.
— Нет, не скажи! На поезде приятней: не спеша — тут водочка, девочки…
— Отстал старик, ты что! Я в мае с Поликарповым летал, ну с этим, как его, с зампредом. Они напились в самолете — впополам, в салат мордами! А приземлились — тут же тачки к трапу — и в заповедник, в сауну, к девочкам. Хотя какие уж тут девочки! Одна свинарня и слюни. При демократах жизнь пошла, ты что, не скажи! Какой там поезд — гони быстрей, успеть надо, пока другие все не слопали, не своровали. Наперегонки! Только самолетами!
— Ну, может, это и так. А тебе, скажу, грех с ними якшаться. Не одобряю. Вон, в окно глянь: мракуха! И все мимо, мимо, мимо…
Белов, подтверждая, качнул головой и провалился в сон под тихий перестук летящего в ночи поезда.
Белов столкнулся боком с пешеходом и открыл глаза.
— Простите! — он встряхнулся. — Ночь не спал.
— В метро идите, — посоветовал прохожий. — Там сядете, там и поспите. — Заметив странное выражение глаз Белова, прохожий удивился: — Что-нибудь не так?
— Да кто бы раньше мог додуматься до такого: пойти в метро поспать.
— Чего же проще? — пожал плечами прохожий и хмыкнул: — А кто раньше подумать мог, что я, бывший зам генерального на крупной фирме, ракетчик с тридцатилетним стажем, буду, находясь на пенсии, милостыню у метро просить?
— Неужто настолько не хватает?
— Насколько — «настолько»? Глупейший вопрос вы мне задали. Меня и сыновья, и внуки уже достали: что ты ходишь каждое утро попрошайничать? Сыт, одет — чего не хватает? Да всего! Хочу многое. До вечера не перескажешь. Всю жизнь по пятнадцать, по двадцать часов в сутки крутился. Нигде не бывал, ничего не видал, ни шиша не имею, кроме хлеба и костюма кримпленового, вот, восемнадцатый год ношу как… А потом — что понимать под этим: «хватает — не хватает»? Дело ведь даже и не в том. Я сейчас себя нужным человеком чувствую. Попрошайничаю — да! Но ведь — добытчик! Да и с людьми постоянно общаюсь в непринужденной для них обстановке — это вы тоже со счетов не сбрасывайте. Сервантеса вспомните: «Самая большая роскошь — это роскошь человеческого общения». В этом смысле мы вообще непонятно в какую дыру заехали. В гости ходить, гостей приглашать бояться стали. Одни стоны кругом! Что — хорошо живем, что ли? А я стою себе вот, общаюсь, да и за два часа на свежем воздухе, не побоюсь сказать, десять-двадцать долларов-то, пересчитать если, домой приношу. Все равно ж гулять надо, в гуще жизни быть! А вход в метро — чего ж бывает в жизни гуще? Только другой вход в метро…
— Разве подают таким, как вы — в костюме, свежевыбритым?
— Как раз таким-то и подают! По мне видно, что я не пропью, не просру. С большим удовольствием подают, доложу вам.
— Забавно! — Белов даже улыбнулся. — А вот как с вашей, с технической точки зрения — возможна жизнь в других мирах?
Попутчик даже слегка отшатнулся от удивления.
— Что так внезапно?!
— Я совершенно серьезно, — кивнул Белов. — Есть жизнь там?
— Я думаю — есть. Безо всякого сомнения. Сами посудите, неужели в такой огромной Вселенной — одни мы, а над нами — лишь Ельцин с Клинтоном? — Пенсионер-ракетчик даже сплюнул от отвращения. — Да быть не может того!
— И вы допускаете, что высшая цивилизация действительно, может, присутствует, наблюдает?
— Конечно!… Особенно на нашей территории, в России. Ведь это же такой бардак, такая комедия — все эти наши правители, дума и прочее. А если это со стороны — глаз не оторвешь! Фильм ужасов, комедия, абсурд, гротеск и издевательство сплошное: над разумом, над вековыми устоями, над природой, моралью, здравым смыслом. Не жизнь, а порнография с фантастикой. Для них мы — телесериал: бесплатный, бесконечный. Им наша жизнь как наркотик — сидят, я думаю, как жопами приклеенные, на нас смотрят, следят с придыханием. Россия — просто идеальный объект для вселенского телешоу. Вы гляньте на всю эту дурь со стороны — все сразу станет на места. Актеры. Лицедеи. Поэтому их и не хоронят на кладбище. А у кремлевской, у стены.
— Но если их все же нет? — вполголоса спросил Белов. — Нет иных миров?
— Тогда их стоило бы немедленно выдумать, как, помните, Вольтер, покойник, сказал по аналогичному поводу.
Они подошли к входу в метро.
— А… — начал было Белов.
— Простите, я уже на месте, — собеседник улыбнулся, как бы извиняясь.
Остановившись, он снял с головы аккуратную чистую шляпу и, положив в нее для затравки пяток мелких бумажек, запел сочным, хорошо поставленным тенором:
— Здравствуй, страна героев! Страна мечтателей, страна ученых!
«Какие у него розовые вымытые щечки», — подумал Белов и, не удержавшись, положил ему в кепку купюру.
Господи, что происходит? Бред. Херня. Сказочный сон.
Сев на свободное место в вагоне метро, Белов откинулся на спинку и с удовольствием расслабился.
— Кольцевая — это хорошо… — пробормотал он, закрывая глаза. — Это надолго. — «А куда я, собственно еду? — он вдруг вздрогнул. — По кругу ездить неконструктивно».
Сидящая рядом с ним приличная гражданка ушла с потрохами в какую-то бульварную газетенку…
Что тогда, утром, приехав в Москву, сделал Борис первым делом? Ну-ка, вспомнить все — как говорилось в одном американском фильме.
Приехав в Москву, они остановились на перроне, ожидая, пока схлынет основной поток чемоданов, челноков и мешков.
Недалеко от них сидела на рюкзаках группа туристов, тоже, видно, никуда не спешащая. На рукаве
