Да, братцы, грустно!
Тихий стон донесся вдруг до уха Белова.
Стон раздался с дивана в углу мастерской под боковым окном. Диван был повернут к окну. От вешалки Белову была видна только задняя часть его спинки. Так было всегда, и именно с этой самой целью: случайно заглянувший в мастерскую коллега не смог бы узреть вмиг, что происходит на диване.
А на диване иногда происходило.
Стараясь двигаться как можно тише, Белов подкрался.
На диване, накрывшись пледом с головой, спал мужчина — если судить по ботинкам, торчавшим из-под пледа.
Судя опять же по тем же ботинкам, это был, безусловно, не Тренихин: ботинки были хоть и не очень стоптанные, но из дешевых, почти что казенные. И это не говоря уж о том, что Борис спал исключительно на животе, а этот субъект — на спине, причем сложив на груди руки: в позе покойника в гробу. Да и вообще, если б не легкий стон вперемежку с подхрапывающим свистом, пришельца можно было бы вполне принять за накрытый труп.
«Наверно, бомж, — подумал Белов. — Забрел, залил шары и рухнул в неге».
Бомжи, действительно, стали при демократии частыми гостями художественных мастерских и студий. Пользуясь периодическим отсутствием хозяев, бомжи практически безнаказанно взламывали помещения, крали дорогие материалы и инструмент, а иногда и просто хулиганили: напившись и разомлев в тепле, устраивали оргии, веселились, крепко любили друг друга, причем иногда очень крепко — испражняясь попутно на палитру или на холст — для юмора.
Однако обычно бомжи все же старались уйти — уйти по-английски, не прощаясь.
Этот застрял до полудня.
Но как же он попал сюда, не взломав двери?
И следы. Следы его присутствия более чем странны: поставил бутылки, пересмотрел работы. Да и прилег.
Вызвать ментов?
Но если бомж — пока суд да дело — слиняет в тумане, то на него, Белова, тут же прицепят репейником сочинительство очередной небывальщины. Кто-кто, а Власов-то не упустит!
Этого бомжа нужно взять теплым, — решил Белов.
Но как? Белов не умел брать теплыми спящих бомжей.
Его этому никогда не учили, да и жизненная практика Белова прошла далеко в стороне от спецназовской кухни.
«Стоп! — подумал Белов. — Рассуждаю холодно И трезво. У кого преимущества? У меня. Первое — преимущество положения. Я нахожусь здесь на законном основании, а этот козел — нет. Раз. Второе — элемент внезапности. Этот козел еще спит, а я уже думаю, как из него сделать пудинг. Третье — у меня руки — дай бог. А он-то едва ли чемпион Антарктиды по армрестлингу и, судя по его конституции и стонам — задохля, а не мужик: бумагу в сортире, небось, отрезает при помощи кровельных ножниц. Грубая сила на моей стороне. Это три».
Придя к логически безукоризненному выводу о том, что победа совершенно неизбежна, Белов, стараясь не дышать, перегнулся через спинку дивана и быстро, обеими руками впился сквозь плед в глотку спящего. В то же мгновение он почувствовал, как пойманная дичь затрепыхалась в стальной хватке, пытаясь вскинуться.
Белов сжал горло посильнее…
— Лежать, гнида!!
Нельзя никак допускать активности его рук: хоть они и слабее, конечно, но вдруг что — бритва, прием, еще что-нибудь. Еще сильнее за горло его — блокировать, на хрен, дыхание.
— Лежать! Засучил ножками? Гортань сорву — дернешься!
Невзирая на предупреждение, жертва дернулась.
Белов тут же поднажал еще и еще. Ага! Накось! Тело на диване внезапно обмякло, стало каким-то тряпичным, сливаясь с накрывавшим его пледом в нечто единое, однородное и никакими силами уже не делимое.
Он немедленно ослабил хватку и даже снял с горла левую руку — жертва полностью потеряла не только способность к сопротивлению, но, видно, последнюю возможность бороться за лучшую долю и теплое место под солнцем.
«Неужто я нечаянно придавил его?» — испуганно подумал Белов, откидывая левой рукой плед с лица кандидата в покойники.
Под пледом, вращая выпученными маслинами глаз, пускала предпоследние пузыри бордовая рожа Власова Владислава Львовича — старшего следователя по особо важным делам Прокуратуры РФ.
— Вы?!? — Белов потерял дар речи.
— От…ве…тите!… — зашипел следователь, проглотив первый шмат воздуха.
Однако победа над «бомжом» придала силы Белову. Он уже не считал нужным терпеть хамство этого придурка.
— Как вы здесь оказались, любезный? — Белов снова склонился к Власову и снова взялся за него: на сей раз забрав в пригоршню правой руки следовательский подбородок. — И что ты здесь делаешь, падаль?
Неожиданно Власов выкрутился мыльным ужом и, проявив немыслимую прыть, отскочил от Белова на метр.
— …Я…мне… Не подходить ко мне! — Власов выхватил из наплечной кобуры свой штатный «ПМ» и направил ствол на Белова. — Предупреждаю: я при исполнении!
— Храпишь ты сильно. При исполнении, — довольно миролюбиво заметил Белов.
— Не ваше дело, зачем и как я храплю! — отбрил Власов и, не сводя глаз и ствола с Белова, распахнул левой рукой окно. — Ко мне! — крикнул он, адресуясь куда-то во двор. — Быстрее!! Сюда!!! — голос его звучал в мастерской неестественно, дико, до нелепости громко. Даже стекла, не выдержав, возмущенно задребезжали в рамах, а с тополей за окном полетела пожухлая листва.
Внизу за окном что-то хрустнуло резко — словно костями об дерево, лихорадочно застучало каблуками по асфальту, захлопало дверьми, дробно вознеслось по лестнице…
Не прошло и пяти секунд, как в мастерской нарисовались двое понятых с участковым. Слегка обалдевшие понятые были взъерошены, а мент, имевший рожу сугубо решительную, сжимал правой клешней неизменный «ПМ», а левой — не менее пятнадцати фишек домино сразу.
Вбежав, участковый и понятые остановились как вкопанные: мирная, идиллическая картина, представшая перед их взорами, совершенно не соответствовала истерическому накалу, содержащемуся в истошном призыве следователя.
— Что стряслось-то?
— Вот, полюбуйтесь, — приосанившись в присутствии подмоги, предложил Власов. — Наша засада не оказалась напрасной. Результат налицо: вор взят с поличным. А действовал он решительно и максимально нагло — обратите внимание — средь бела дня вскрыл дверь. Уверен был в своей безнаказанности.
— А где же он, вор? — ничего не понимая, спросил участковый у Власова. — Здравствуйте, Николай Сергеевич. — Засунув на секунду «ПМ» под мышку левой руки, участковый протянул освободившуюся правую Белову: — Давненько не виделись, в отпуске, чай, отдыхали?
— Вы тоже его знаете? — обрадовался Власов. — Личность, гляжу я, известная?
Понятые, решив, что вопрос следователя адресован к ним, оживились:
— Нам ли Колю не знать! — сказал один. — Это ж Бориса Тренихина лучший друг! Он тоже, как и Борька, — художник известнейший!
— И вы его знаете? — повернулся Власов ко второму понятому.
— Ну так! Сто лет. Я еще в техникуме когда учился, он меня с локтя водку пить научил: ставишь стакан — полный! — на согнутый локоть и, не касаясь руками, до дна запузыриваешь…
— Уважаемый человек! — подтвердил участковый.
