В дежурке к нему тут же подошел кто-то в штатском, шляпе, опущенной на лицо, протянул руку:
— Билет ваш, пожалуйста!
— Вот билет! — Белов достал и предъявил билет. — Издевательство просто какое-то! Пожалуйста, все, что желаете — документы, паспорт, билет! Я еду в Вологду, а не в Монако! Чего вам надо, понять не могу!
— Ваш билет нужен нам, — ответил Калачев, поднимая лицо и сдвигая слегка назад шляпу. — И не просто билет, а вот при понятых, при свидетелях, — повернувшись, Калачев указал на стоящих тут же приглашенных, видимо, с перрона свидетелей.
— Вы… вы… — начал узнавать Белов. — Мы с вами где-то виделись.
— Ха-ха, — промолвил сухо Иван Петрович. — Вы, думаю, не портретист… а?
— Я пейзажист. Немного скульптор, график…
— Вот то-то и оно! Мы сегодня с вами виделись. Утром. В прокуратуре.
— Точно! Вы Калачев Иван Петрович из угрозыска!
— Ну! Именно! — С улыбкой кивнул Иван Петрович и, обращаясь к милиционеру, приказал: — Свидетелей оформишь — все, как полагается. А вы, — он посмотрел на двух пятнистых с дубинами: — Художника ко мне в машину. — Он снова глянул на Белова: — Просто анекдот!
Его повели в сторону универмага «Московский», к стоянке.
Возле памятника Ленину, несмотря на все перемены в стране, по-прежнему торчавшего посередине небольшого газончика, весело гужевался табор.
В середине людского круга лихо отплясывала та самая цыганка, что напророчила Белову сорок минут назад казенный дом вместо дальней дороги, личного счастья и большого успеха под ноги.
Трясясь как заводная, звеня серьгами, бусами, монистами, браслетами и даже золотыми коронками во рту, цыганка еще успевала к тому же и петь, развевая свои многочисленные юбки по всей площади, сметая напрочь с рож остолбенелых москвичей и гостей столицы выражение последней надежды на улучшение экономической ситуации в стране. Рядом с ней, в качестве партнера, неуклюже топтался на месте лох — громадный, как металлургический комбинат, и пьяный, как таксист на поминках у напарника.
Пыль стояла вокруг них столбом, маскируя наподобие дымовой завесы серебристый силуэт дедушки Ленина, тускло поблескивающий на фоне звездного неба.
«Боже, вот картина! — мелькнуло вдруг в голове у Белова. — Какой страшноватый металлизированный блеск на Ленине! Он так и просит бортовой номер. Бортовой — на пиджак, башенный — на лоб. Внизу — цыгане, пьяные, народ… Почище Комара и Маломеда. Те не застали демократию. Когда все кончится, попробовать бы это написать…»
— Смотри! — сказал один зеленый с дубиной, сопровождавший Белова, своему коллеге. — Цыгане пляшут!
— Да, вижу, — ответил тот.
— А знаешь — почему?
— Весело им.
— Нет. Толпу собирают, зевак, привлекают внимание… А в это время другие работают. Одни карманы чистят, другие — углы крутят.
— Углы?
— Ну. Чемоданы воруют. Вон, вон — смотри: видишь, тот, в кепке? Правой рукой лицо чешет, а левой бабе в сумку полез — примечаешь?
— Да вижу я, вижу!
Оба сопровождавших Белова охранника остановились как вкопанные, следя за интересной, развивающейся на их глазах ситуацией и совершенно забыв про Белова.
— Взял, взял! Во, ловкач-то! Мастер! Бумажник добыл, ты заметил?
— А то! Да и толстый какой!
— Ну — с деньгами — прикинь!
— Дальше пошел. Глянь, наплечную сумку у мужика подрезал.
Белов осторожно дал малый задний, пытаясь замешаться в толпе.
— Тянет, тянет…
— Годится, вытянул!
— Ну, это ерунда. В ней денег нет. Это такая штука специальная, для визитных карточек…
— Ну, тоже дело. Адреса. Да и саму ее задвинуть можно: кожаная, дорогая…
Белов уже отдалился от охранников метров на десять-пятнадцать. Теперь отвернуться, пять шагов вправо — и ищи его свищи!
Внезапно справа раздалось глухое рычание…
Ох, ты!
Та же собака, что спасла его от цыганки!
— Вы бы вернулись к своим сопровождающим… — сухо заметил владелец собаки, немного прибирая поводок.
— А… — Белов даже растерялся. — Вы… Вам… Вы что, работаете здесь? — задал он глупейший вопрос.
— Нет, отдыхаю, — совершенно серьезно ответил седой. — Работать я начну, когда стрелять прикажут.
— Понятно, — кивнул Белов. — Все предельно ясно.
— Вон он где! — спохватились зеленые с дубинами, внезапно обнаружив Белова далеко сзади. — Чуть не потерялись!
— Да, засмотрелись.
— Ну, пошли!
По дороге к машине они уже больше не щелкали варежками по сторонам, а только сосредоточенно обсуждали друг с другом тонкости ловкой работы различных признанных мастеров карманной тяги.
«Ну, точно болельщики после интересного матча», — подумал Белов, садясь в машину.
— На каком основании вы меня задержали и привезли сюда? — Белов молчал всю дорогу для того, видно, чтобы накопить сил к решительному бою здесь, в прокуратуре.
— Имеем право, — пояснил Власов спокойно. — Держать вас тридцать суток — просто по подозрению. Да что там говорить: у вас же мера пресечения. Подписочку давали о невыезде?
— Допустим, что давал.
— Так что ж тогда? Подписочку нам дали, а сами через десяточек часов — попыточку предприняли. От следствия сокрыться. В Вологде.
— Нет. Я ехал в Инту. Через Вологду. На тот разъезд — 1952-й километр. Искать Бориса.
— Так надо было с нами согласовать этот шаг? Мы, если вы еще не забыли, тоже его ищем.
— Вы ищете не там. Да и не так.
— Ага, вы все еще продолжаете ту самую линию? От сцепщика идущую? Понятно.
— Простите, перебью, — вмешался Калачев. — Вот тут показания обеих проводниц. Белова и Тренихина они, ни секунды не сомневаясь, опознали. Причем опознали уверенно, без малейших колебаний. А вот что кто-то посторонний заходил в купе к ним, обе отрицают. Категорически. Не то чтоб «не видали», а «нет, никто не заходил». Кроме начальника поезда и бригадира в одном лице: этот обходил состав с плановой проверкой. То есть никакой речи о выпивке в компании с пассажирами. — Калачев извлек бумагу у себя из папки: — Их показания, координаты, подписи.
— Так, значит, сцепщик — миф? — поинтересовался Власов у Белова.
— Нет! Проводницы врут!
— А что за смысл им врать?
— Они же сцепщику две бутылки водки продали за сорок долларов! Вот и молчат поэтому, небось!
