провожающих друг друга, и мужчину, читающего «МК» в самом темном углу возле входа на платформу, и двух молодых парней с одинаковыми спортивными сумками, стоящих затылками друг к другу, но тем не менее разговаривающих вполголоса.
«Как странно они держат сумки через плечо, — мелькнуло в мозгу у Белова. — А-а-а! — понял он вдруг. — У них автоматы там, видно, в сумках — конечно!»
— Не спеши! — услышал он за спиной голос сцепщика.
«Куда уж спешить! — подумал Белов. — Прям к черту в зубы».
Вдруг, догадавшись, что сцепщик тоже заметил всю эту напряженку и сдрейфил, Белов повернулся к нему:
— Давай-ка быстрее отсюда линять — не понял ты, что ли?
Сцепщик в ответ лишь промычал нечто не вполне вразумительное: рот его был занят горлышком второй бутылки…
— Ух! — он кинул опустошенную бутылку прямо на пути, уже звеневшие под тяжестью надвигающегося состава…
Пустая бутылка ослепительно ярко блеснула в серебристо-желтом луче прожектора электровоза и сочно хрупнула там где-то внизу, ударившись о гравий между рельсами.
— Отличный коньяк у тебя! — утер губы сцепщик. — Пьешь, напиться не можешь. Тот раз говно был, у друга-то у твоего, у Борьки, да? Тот был молдавский, причем московского завода — чистая мразь! А этот — не-ет! Вещь! Родной. Того разлива, сразу чувствую! Он даже как-то грушами, что ль, отдает? Ну просто прелесть: пьешь и молодеешь!
— Ты что, того?! Совсем, что ль, охерел?! — не помня себя, Белов схватил сцепщика за грудки. — Напился, гад, отпал?!
Он глянул в глаза сцепщика, ожидая и вместе с тем страшась увидеть тупые самодовольно-пьяные пустые рыбьи глаза.
Но вместо этого увидел глаза добрые, умные, ироничные.
— Все-все-все! — успокоил его сцепщик. — Идем-идем. Мы — идем. Вместе. В натуре. Без «бэ». Так, легко.
— Ты что, не видишь?! Там сплошные менты! Хомут на хомуте, и все в гражданке.
— Все я вижу, друг Коля! Мы идем. Ты идешь, я иду. Вместе идем. Рядом, — сцепщик потянул его за рукав, и они двинулись вдоль тормозящего поезда. — Ничего! Я — рядом. Все, что кругом — это так. Пустяки. Мысленно чувствуй меня. Я — с тобой. Это главное. Вместе идем. Ты и я. Чувствуй меня. Повторяй — «я не один, я — в контакте»… Тебе станет легче. Крути в голове. Повторяй.
Со стороны казалось, что двое — довольно странная парочка, непринужденно шагают вдоль останавливающегося поезда.
— Нам — к седьмому. К СВ, — кинул сцепщик на ходу.
Не вызывая никакого интереса у обитателей перрона, они подошли к седьмому вагону.
— Я с проводницей сам поговорю, — сказал сцепщик Белову. — А ты вот стой тут, в двух шагах. Стой просто. Покури. И повторяй: «в контакте», помнишь?
— Мы — в контакте, — кивнул Белов и закурил, наблюдая, как сцепщик, по-свойски и вместе с тем с какой-то неуловимой обаятельностью, взял проводницу за локоть и тут же стал что-то нашептывать ей, периодически кивая на Белова.
Боясь сглазить удачу, которая до сей поры сопутствовала им, Белов решил отвернуться от состава.
Повернувшись к вокзальному зданию лицом, Белов сразу увидел человека в строгом сером плаще, стоящего в трех шагах от него. За спиной этого человека в плаще прогуливался единственный на перроне «официальный» местный мент.
Белов не успел отвернуться снова назад, лицом к поезду…
…Человек в сером плаще скользнул взглядом по лицу Белова и тут же остановил взгляд, фиксируя его лицо…
Взгляды их встретились.
Человек в сером плаще был Калачев.
И он, конечно, сразу же узнал Белова.
В ту же секунду Белову вдруг померещилось, что ослепительные лампы, освещающие перрон, мигнули, лопнули со страшным хрустом! Но лампы были ни при чем, — это откашлялось радио.
— Скорый поезд номер двадцать два сообщения Москва-Воркута прибыл к первой платформе первого пути, — сообщил мелодичный и нежный женский голосок.
«Но я в контакте. — подумал Белов, впиваясь в эту соломинку, как утопающий. — Я — в контакте!» — повторил он еще более уверенно, прячась, как в детстве, за глупое «чурики», за слово, за звук.
Он на мгновение вдруг ощутил некий поток теплого излучения из-за спины — чувство, которое, впрочем, он ощущал в жизни часто и ранее — чувство участия, дружбы, любви, бескорыстной поддержки извне.
«Я в мире не один, со мной другие, я — в контакте!»
— Стоянка поезда — семь минут, — неожиданно сказало радио, словно опомнилось.
Калачев сделал шаг по направлению к Белову…
Врать было абсолютно безнадежно: кирпич здесь не влетал в очко — ни под каким углом.
— Здравствуйте, Иван Петрович, — решил прервать идиотскую паузу Белов.
— Здравствуйте, Николай Сергеевич. Они пожали друг другу руки.
— Вы разрешите прикурить? — достал сигарету Калачев. — В милиции оставил зажигалку.
— Пожалуйста.
— Спасибо. Вот «Крикет» у вас — отличная зажигалка! А я тут «Токай» купил, какой-то странный, подпольного, что ль, производства — помучился неделю с ним и выкинул.
Завязавшуюся было беседу внезапно прервал подбежавший прапорщик Капустин, одетый, конечно, в гражданское.
— Иван Петрович, — обратился он к Калачеву, не глядя в сторону Белова, — мне не досталось карточки, вы знаете? Вы всем раздали фотографии Белова, даже уборщицам вокзальным, а мне-то как раз и не хватило!
— Зачем тебе? — удивился Калачев. — Ты ж даже свидетелем был у него на свадьбе позавчера! Сто раз Белова видел.
— У меня плохая память на лица. Час-два помню, а потом забываю начисто.
— Ну, — улыбнулся Калачев, — тогда посмотри еще раз и запомни. — Калачев указал на Белова. — Вот он, Белов — перед тобой!
— Спасибо. — Капустин повернулся к Белову и чуть-чуть шевельнул рукой — встань, дескать, к свету, полшага правее. — Так. Вспоминаю… Брови… Нос… Волосы… Ага.
Сзади к ним подошел местный милиционер, внимательно прислушивавшийся к разговору. Подойдя, он вежливо отдал честь и обратился к Калачеву:
— Разрешите и мне, товарищ старший инспектор. Я фотографию разыскиваемого получил, однако это факс, ну тот же ксерокс, так сказать. А в цвете лучше-то!
— Конечно, — согласился Калачев. — Вот — в профиль, в фас — рассмотрите как следует. Белов Николай Сергеевич подозревается в восьми убийствах…
— Как так — восьми?! — не выдержал Белов. — Откуда ж это? Вот так новость!
— Так, так, — кивнул печально Калачев. — Тренихин — раз. И семеро убитых на шоссе. На автомате отпечатки ваших пальцев. И на курке, и на стволе, и на рукояти. Следовательно, вы причастны — так ведь?
— О-о-о! — взялся за голову Белов. — Обрадовали!
— Спасибо! — закончив осмотр, козырнул милиционер. — С факсом оно не сравнить — смущенно кашлянув, он скромно отошел, тут же, впрочем, начав строго озирать окрестности орлиным цепким взором.
