— И я закончил, — сообщил Капустин.
— Ну, все тогда — двигай к пятому вагону, к своему.
— Я только хотел вам доложить, Иван Петрович, конфиденциально… — Капустин опасливо скосил глаз на Белова и продолжил вполголоса: —…что я уверенность имею внутри себя, убежденность прямо сказать, что этот вот Белов, вот именно на этом самом поезде из Буя смыться попытается. Именно на этом! И скоро уж. С минуты на минуту он будет садиться. Вот прямо сейчас!
— С чего ж ты так решил? — несколько насмешливо поинтересовался Калачев.
— А интуиция, Иван Петрович!
— Что ж! Может быть, и так. Тебе, Капустин, тут и карты в руки…
— Иди-ка, Коль! — призывно помахал Белову сцепщик. — Я с Машенькой договорился. Все о'кей!
— Меня зовут Иван Петрович. До свиданья!
— Ну, до свидания!
Они пожали руки на прощанье.
— Счастливого пути! — ввернул Капустин.
— Кыш к пятому вагону! — рассердился Калачев. — Упустишь!
— Бегу! — Капустин рванул к пятому.
Белов, проводив его взглядом, пошел не спеша к своему, к седьмому.
Медленно, не оглядываясь…
«В контакте… Я — в контакте…» — вертелось в голове без остановки.
Медленно— медленно тронувшийся поезд поплыл, отходя от перрона, и сразу же начал с мелодичным звонким стуком перещупывать стыки и стрелки…
Все стрелки единодушно отклоняли его бег на север — восток для воркутинского закрыт.
Поезд шел в Воркуту.
Стоя между небом и землей, среди множества путей плоского и бесконечно черного пространства, заштрихованного тускло поблескивающими под луной рельсами, сцепщик Егор Игнатов проводил уходящий на север поезд долгим и, может быть, даже тоскующим взглядом.
Красные хвостовые глазки последнего вагона растаяли в ночи.
Сцепщик вздохнул.
Потом достал из кармана телогрейки ноль семь и откупорил.
Конечно, он уже успел раздобыть!
А как же!
«Ахашени» — прочел он на этикетке и решил тут же и попробовать это самое «Ахашени», прямо здесь, под луной, не откладывая это занятное дело на потом.
Уже светало, когда скорый поезд номер двадцать два сообщения Москва-Воркута загрохотал по ажурным мостам, переброшенным через притоки Северной Двины.
Белов безмятежно дрых в купе проводников.
Проводница Маша шваброй драила рабочий тамбур.
На пролетающих мимо поезда столбах матово серебрилась нежная изморозь.
Поезд безудержно мчался на север.
На рассвете к Власову в кабинет зашел капитан:
— Есть информация, Владислав Львович!
— Да. Слушаю.
— Наш человек из МВД звякнул, что Калачев ночью устанавливал в Буе масштабную гребенку. На жэ дэ вокзале.
— А мне-то что?
— Но цель гребенки — задержать Белова!
— Но… Как же так? Стоп! Не понимаю! Ведь Калачев отстранен совершенно официально, приказом?
— Естественно! Но в МВД ему подкинули новое дело — бандитская разборка на шоссе, недалеко от Буя. Уничтожена банда Серого-Рыжего. При очень странных обстоятельствах.
— Это на здоровье. При чем здесь Белов?
— Белов проходит под номером один по этому делу.
— О-о-о! О-о! Это просто ход! Великолепная интрига! Верхи угрозыска не дремлют! Да как они это все по-детски лепят!
— Что именно?
— Их цель очевидна: подставить нас с тобой! Я упустил Белова — МУР поймал. Еще раз мы его упустили — и снова его МУР поймал! И мордой нас: в говно, в говно! Как это знакомо! Как привычно! Мы проходили это. Не раз!
— И не два! Впрочем, не так все, Владислав Львович, однозначно, как вы представляете. Банда Рыжего-Серого…
— Да это все придумано! Просто предлог!
— Нет-нет! Семь трупов на шоссе — это реальность! Сам, лично видел снимки.
— И что — Белов убил этих семерых? Чушь! Сами же МУРовцы их положили! Или подставили под разборку, под регионалов. Белыми нитками шито.
— Но ведь на автомате, из которого убили всех семерых, на спусковом крючке, на рукояти обнаружились «пальчики» Белова!
— У Калачева были отпечатки пальцев Белова, он мне их показывал. Инсценировка это все, интрига! А ты, дурак, попался!
— Я думал, что следует вам об этом немедленно доложить! — обиделся капитан.
— Да. Спасибо. Верно. Ага! — Власова вдруг осенило: — Но ведь гребенка в Буе, видимо, результатов не дала, ведь так? Иначе б ты с другого начал, с того, что Калачев
— Конечно же: Белов по-прежнему в бегах. К концу ночи, к утру, около половины четвертого, гребенку сняли, сочли ее бессмысленной. Я думаю, что сам Калачев уже в Москве.
— Прекрасно. Ладно. Давай прикинем ситуацию. У Калачева, видно, были основания гребенку ставить там, а? Он не дурак ведь, Калачев…
— Нет, он умен. Прозорлив, тонок. Не чета… Кхе! Простите! Я не хотел вас обидеть!
— Ты кашляешь когда — не брызгайся… Ладно. Проехали. Предположим на секунду, что его гребенка дала течь? Белов ведь тоже, как мы знаем, далеко не идиот?
— О да, мы знаем… — отвернувшись, капитан снова кашлянул. — Извините.
— Белов мог ведь запросто обвести вокруг пальца какого-нибудь там прапорщика Капустина — верно?
— Ну, разумеется!
— Отсюда вывод: сядем Калачеву на хвост. Попытаемся добить его — его же собственной логикой. В Шорохшу — группу захвата, в Вологду — группу захвата и — чем черт не шутит — проверка поездов, всех, поголовно всех поездов, находящихся в данный момент на пути в Воркуту, Салехард, Лабытнанги!
— Но это ж… Это же какое дело колоссальное! Вы представляете масштаб того, что затеваете, Владислав Львович?
— Конечно, представляю! Но дело здесь — серьезнейшее! Здесь МВД вот так нас вот, за горло! Здесь — кто кого — уже пошло! Вопрос ведь просто ставится: кто Белова задержит, тот и будет жить.
— Но ведь поголовная проверка поездов! Владислав Львович! Такое и в войну-то не устраивали! Вы посудите сами!
— Я посужу, за меня не беспокойся! А ты давай в темпе, готовь приказ под шапкой «молния». Конечно, в совокупности с оправданием необходимости поголовной, подчеркиваю — проверки! Приказ за подписями и. о. замгенпрокурора и зам. начальника личной охраны Дедушки! Давай! Чтоб галопом!
