начнут твориться на каждом шагу… Истинные чудеса, а вовсе не плоды труда и просвещенья!
— Ну, например?
— Твой поход к Новгороду будет неудачен: Новгород и Псков устоят, а долгая осада их приведет к тому, что твой народ и народ рус смешается у тебя на глазах и еще при твоей жизни станет одним народом.
— Не может быть!
— Это еще не все, великий каган! Жизнь твоя станет тяжелой, как телега с камнями, о каган! Все станет исчезать, не появляясь, — подобно тому как вода уходит в песок пустыни в жаркий полдень.
— Не понимаю, что ты хочешь сказать этим?
— Я сам не вполне понимаю это предсказание, но Небеса говорят следующее: твои табуны будут тучны, но есть твоему народу станет нечего, батыры твои, воины, будут смелы, воинственны и умелы, но даже вся Орда не сможет поставить на колени какой-нибудь нищий аул… Среди полноводной реки ты станешь умирать от жажды. И, — самое страшное, о, каган: никто не будет виноват в том! Все жители будут падать ниц пред тобой, все тебя будут боготворить: «Правь нами вечно!», но в мыслях все станут проклинать тебя, — даже деревья в лесу, даже говорливые струи в ручьях! Все будут трудиться в поте лиц своих, не покладая рук: купцы — торговать, скотники — выращивать скот, ткачи — ткать, кузнецы — ковать, мастера искусств — создавать чудеса красоты и роскоши, но твои начальники и нойоны будут умело прибирать все к рукам, запутав и тебя черным узором безумной, пределов не знающей корысти. Те же, кто унаследует тебе, станут — в скудоумии своем — поганить свою же землю, осыпая ее степи, реки, леса и озера ядами, выкачивать из недр своей же земли черную маслянистую кровь ее и вместе с ее горячим дыханием. Они начнут менять все это на бумажки, железки, на золото, и, — что самое страшное, каган, — правители этой земли станут на глазах ее Повелителя обирать до костей вверенный им Небом народ, чтобы им самим стать богаче, богаче, богаче, среди потрясающей разум бедности населения! А население в ответ…
— Это безумие, старик! Этому не бывать!
— Увы, каган, но этому — быть! Ты, а скорей унаследовавший твою власть, — как и любой другой житель страны, — увидит, что дани-налоги уже не приходят, нет, что опустели повозки с казною, что нечем прикрыть тебе наготу людей твоих, живущих хуже, чем скот в стране франков, ромов, басков и саксов. Жены твоего народа будут рожать крепких, здоровых и розовых малышей, из которых у тебя на глазах вырастут больные идиоты, и ты, точней, унаследовавший твою Власть станет формировать свое войско, охрану свою из этого ни к чему не способного стада, Орда твоя и народ твой начнет вымирать вместе с народом Рус: там, где умерли от старости и болезней сто человек, родится едва ли десяток новых… Твои подданные перестанут друг друга лечить, учить, закончат уважать стариков, давать детям лучшее: любовь, знания, заботу и ласку… Женщины будут плакать, а мужчины пить какую-то огненную воду… Целыми днями, изо дня в день, из года в год…
— Ну, хватит! …А если я оставлю северные земли, — Новгород и Псков, — в покое?
Бушер поклонился:
— Новгород и Псков, возможно, согласятся платить тебе дань, о каган. Без кровопролития.
— Возможно — да, а возможно — нет?!
— Именно так.
— Возможно, их нужно как следует запугать?
— Возможно. Я первый раз встречаюсь с таким предсказанием, Великий каган, когда звезды сулят неудачу в обоих случаях: двинешь ты Орду на Новгород или нет. Эта земля — земля великих колдунов и бесценных кладов — все равно начнет умирать, словно от какой-то болезни. Таково свойство любой земли, Повелитель, если ее население обирать до нитки в течение многих столетий. Сопротивляясь и негодуя, она убивает разум своих Правителей и тем убивает саму себя. Таково свойство любой земли, но этой земле, земле Рус, выпал по воле Небес особо тяжелый жребий. Удастся ли этой земле когда-либо воспрянуть в веках, вопреки бесчисленным невзгодам и напастям, воспарить, расцвести, — об этом звезды молчат…
— Оставь меня, Бушер.
— Ты можешь поступать как знаешь… Я не давал тебе советов, Владыка Мирозданья…
— Я просил принять меня тайно, брат, чтобы сообщить тебе о деле, важнее которого не было в моей жизни… — Берке распрямился перед Батыем, но встать с колен не решился…
В шатре Батыя, кроме них двоих, не было ни души.
— Важное дело, конечно, — согласился Батый. — Я так и думал, Берке. Ты ведь не приходишь ко мне, чтобы просто поесть сладкий урюк…
Берке подобострастно кивнул.
— Ты пришел не вовремя, брат. В это время я привык слушать колдовские заговоры из волшебной коробки рус. — Батый повел в сторону, где в ожидании стояли два толмача и хранитель чуда — информационно-рекламного блока, снятого Аверьяновым со стены контейнера. Хранитель чуда замер в поклоне, готовый к инсталляции системы. — Или ты решил нарушить обычное течение моего дня, чтобы с жаром поведать мне о своих любовных утехах с ослами?.. — предположил Батый.
Берке мгновенно пал ниц и замер в полной неподвижности.
— Говорят, тебя нарисовали великие мастера… И ты хранишь эти картинки…
Берке дернулся, как от удара, не поднимая головы.
— Покажи мне, лучезарный брат мой, как ты проводил время, когда сыновья твои вели войска в бой…
Достав из-за пазухи халата снимки, Берке, не поднимая глаз, протянул их Батыю.
— Н-да… — покачал головой Великий хан, рассматривая фотомонтаж. — Я мог бы подарить тебе более крупного и любвеобильного ишака, Берке. Этот не столь уж хорош… Сила мужская не бьет ключом из его чресл… Стар, что ли? А может, ты его не очень возбуждаешь, Берке?.. Впрочем, его можно понять: любая ослица умнее тебя, Берке… А ум совсем не последнее дело в любви… Однако едва ли, Берке, от этого осла у тебя родятся столь же смелые сыновья, как Шалык и Балык, которых родила тебе принцесса Дяо- Шань и которых ты столь безрассудно послал на верную гибель, дав под их руку не более двухсот сабель… Что ты молчишь, лучезарный? Скажи хоть что-нибудь.
— Колдун, давший мне эти картины, предупредил, что в каждом селении, каждом городе, в каждой крепости, которые захватит Орда, воины найдут такие картинки…
— Он этим хотел испугать меня? Я этому только рад, брат мой. Месяц-другой, и твое изображение будет у каждого батыра Орды… — Подумав, Батый улыбнулся: — И у каждого осла из обоза…
— Я молю тебя, брат мой и великий каган, — останови свое движение по новым землям Рус, — прохрипел Берке, распростершись с удвоенным усердием, словно стремясь впечататься в кошму, попираемую ногами Батыя. — Заклинаю тебя нашими общими предками, не позорь меня, потомка Чингиза Темучина!
— Я подумаю, — сухо ответил Батый и кивнул хранителю чуда.
Поспешно поклонившись в пояс, хранитель нажал кнопку «не надо» на корпусе рекламного блока. В ту же секунду из динамика блока зазвучал диалог:
— Жора, жарь рыбу!
— Так рыбы ж нет, Ося!
— Ты, Жора, жарь, жарь, — рыба будет!
После короткой музыкальной фразы коробка подвела итог милым женским голосом:
— Будущее зависит от нас. Патефон. …Патефон — оператор сотовой связи! Будущее зависит от нас. Патефон.
Хранитель чуда прервал вещание, за дело взялись толмачи.
— Жора?
— Это, похоже, имя. Женское. Хабиба, например.
— Ося — тоже имя и тоже женское, наверно. Пусть Айгуль.
— А Патефон — мужское. Абдулла.
— Оператор?
— Непонятно. Наверно, ослышались, — император. Римский хан.
