рассыпь!.. Садитесь, господа! — обратился он к смуглым VIP-персонам.
Старший, с папкой, сдержанно кивнул копу и сел на освободившееся место.
— … Старикам везде у нас дорога, молодым — кто с бабками — почет! — услужливо склонился перед ним страж правопорядка.
Старший VIP, не обращая ни малейшего внимания на замеревшего перед ним в поклоне копа, открыл папку, извлек из нее большую фотографию башен-«близнецов» Всемирного торгового центра и показал на одну из башен своему попутчику, казавшемуся лет на пять помоложе:
— Захватим самолет… Ты понял, Расул?.. Вот эту башню… Ничего не отвечай! Кругом уши неверных… Могут догадаться… Дай знать мне, намекни: понял ли ты, что нам предстоит?
— О-о-о-о! — восхитился Расул. — Неплохо Усама задумал!
— Понял? Ты понял…
— Чего?! — Расул вдруг задумался и, поразмыслив секунд десять, признался: — Ничего не понял.
— Ты наказание мое! — застонал старший. — Ты самый тупой из правоверных!
— Нет! — возразил Расул. — Не самый тупой, есть и тупее… Я понял, что ты хочешь врезаться на самолете в небоскреб.
— Так в чем вопрос?!
— Самолет один, а небоскреба — два…
— Г-м… — Старший качнул с изумлением головой. — А ведь ты прав! — Достав сотовый, он быстро набрал номер, прижал аппарат к уху… — Кто это? Кто говорит? — Внезапно лицо его вытянулось. — О-о, это ты великий и простой! Каюсь, не узнал тебя, Усама бен… — Он осекся и опасливо огляделся: — Но это хорошая примета: богатым тебе быть… У нас тут вопросик возник…
Коп, которому надоело ждать, склонившись в поклоне, по-собачьи громко сглотнул слюну.
— Извини великий, меня здесь полиция достает, коп привязался… Секундочку… — Покопавшись свободной рукой в кармане комбинезона, смуглый протянул копу десятидолларовую бумажку и отмахнулся от него: — Fuck out!.. Это я копу, не тебе, великий, прости… Так вот, проблемка… У нас двоих только один самолет намечается, а башен Всемирного торгового центра — две штуки, две! Вот задачка-то?! Как я раньше-то не обратил на это внимания… Ага!.. Я слушаю, слушаю… Не кричи… А-а-а-а… Понял… Да понял, понял!.. Все сделаю… Ребятам — привет!… Как там погода-то, в Саудовской нашей Аравии?… Ты в Пакистане? Где?! А-а, в Афгане! Ну, извини, плохо слышно — прослушку, наверное, включили… Конечно!.. Да кому ж я скажу-то? От меня через два часа резинки от трусов и той не останется… Да не волнуйся… Все так!.. Валерианки попей… Ноги парь перед сном… Let it be, как здесь говорят… И тебе Аллах Акбар! И тебе… Спасибо! Вам тоже не болеть!.. Не болеть и не кашлять…
Непрерывно и подобострастно продолжая кивать, террорист отнял от уха сотовый телефон и нажал «отбой». Однако, вместо того чтобы отключиться, сотка в его руках вдруг затряслась, разражаясь серией громогласных, очень тревожных звуков…
— Ух… — Алешка Аверьянов подскочил на кровати и хлопнул ладонью по будильнику. Серия громогласных, очень тревожных звуков оборвалась. — Приснится же такая ерунда!..
— Какая ерунда? — В комнату заглянул отец, одетый в тренировочный костюм, бодрый, пышущий жаром после утренней пробежки. — Почему не бегал?
— Будильник не прозвенел почему-то, — соврал Алексей не моргнув глазом.
— Праздничный завтрак! — крикнула Олена с кухни.
— Ура!
Не умываясь и не чистя зубы, Алексей выбежал на кухню и, чтобы сразу положить конец возможным дискуссиям о гигиене, тщательно вымыл руки и лицо над кухонной раковиной. Быстро вытерся посудным полотенцем, открыл глаза и остолбенел:
— Что это, Оленочка?!
На столе стояли три новых банных черпака — литра по два каждый.
Банные черпаки были до краев заполнены молоком.
В центре стола на разделочной доске высилась гора порезанного хлеба: батон черного и два батона белого. Хлеб был порезан толстыми кусками — пальца в три толщиной.
Рядом с горой хлеба стояла полуторалитровая эмалированная миска с медом.
— Праздничный завтрак! Сегодня же выходной!
— Олена, ты уже сколько в нашем веке живешь… — Алексей растерялся. — Тринадцатый век давно миновал, верно? Я думал, ты к нашей жизни вообще-то привыкла… Уж по крайней мере на уровне домашнего быта.
— Привыкла… «на уровне»? Привыкла — к чему?
— Ну, к тому, например, что из телевизора не посыплются человечки, если снять заднюю крышку и потрясти… К тому, что реклама не просто информирует, а впендюривает… Что если в чьей-то квартире зеркало есть, то это не значит, что в ней митрополит живет… Ну, что ты так смотришь на меня? Я совершенно не хочу тебя обидеть. Я просто хочу сказать, что мы по-другому завтракаем, не так, как вы завтракали, — в Древней Руси, в Батыевы времена…
— Конечно… Я понимаю, Алеша… — смутилась Олена. — Я разгулялась на широкую ногу, верно? Своей коровы у вас нет, ульев нет, даже хлеба вы не сеяли по весне. И озимое тоже, видать, не взошло… Все покупать вам приходится… А денежки-то лучше б поберечь, хоть к осени козочку купили б!
— Ой, перестань, Олена!
— Ну да, ну да… Садись-ка! Пусть это будет праздничный завтрак!
— Праздничный? Да что ж тут праздничного? Три черпака с молоком — ради праздника?
— Конечно! Ты смотри, хлеба-то сколько! И черный, и белый! А черный какой, а? Объедение! И белый пшеничный! Пушистый, страсть! Понюхай только, — умирать не захочешь! А ломтями какими богатыми я порезала — не видишь? Батон на шесть частей резала! И меда — миска же! Что же тебе не так? — Еще чуть-чуть, и на глазах Олены выступили бы слезы. — Хлеб, молоко, мед… Ешь сколько хочешь, будь любезен!..
— Спасибо. А что касается завтрака, то мы еще едим обычно сыр с маслом, колбасу… Да, на завтрак! Иногда даже сосиски, пельмени… Знаешь, что это такое?
— Знаю, Алеша. Только я тебе сказать хотела еще вчера, что сосиски и пельмени есть нельзя. Пельмени можно только сверху — тесто, да и то если начинка изнутри не сильно его испачкала. А сосиски можно только сосать. Они поэтому, наверное, так и называются: голодно если стало, пососи — легче голод перетерпеть будет…
— О господи! Что ты несешь?
— Я ничего не несу, — удивилась Олена. — Я же стою. С пустыми руками. Ты не заболел ли у нас, Алексей?
— Да нет, не смотри так. Я просто удивился: голод перетерпеть… Как его перетерпишь-то?
— Ну, до сна. А как заснешь, глядишь, сон приснится. Во сне поешь.
— А проснулся когда?
— Ну, тут уж утро вечера мудренее… Даст Бог день — даст и пищу! — Заметив, что Алексей полез в холодильник за колбасой, Олена молитвенно сложила руки на груди: — Не надо, пожалуйста, не надо!
— Это почему же ты к нашим продуктам так?
— Ядовитые они! — заговорщицки прошептала Олена. — У вас здесь почти вся пища ядовитая. Лучше ее не есть. Вот молоко. Оно хорошее. И хлеб… Зря ты так на меня смотришь… Просто ты не понимаешь, привык. А я — чувствую!
Алексей хотел что-то возразить, но не успел: из большой комнаты зазвучала музыка — полонез Огинского.
— Ох! — восхитилась Олена. — Вот музыка у вас, в вашем будущем, — райская! Не музыка — счастье! Бездонное, безграничное! — Не в силах сдержаться, Олена раскинула руки и поплыла по кухне, кружась. — И ведь инструмент-то какой — на все голоса! Так и поет, за душу берет…
Тоже услышав известный мотив, Николай Аверьянов выскочил из душа и бросился в большую комнату…
