петля. Не только прошлое оказывает влияние на будущее. Но и будущее влияет на прошлое. Мир един, и время тоже. Все существует всегда и везде, как бы одновременно и в одной-единственной точке. Скажу попроще: не только прошлое определяет будущее, но и будущее тоже сильно влияет на свое же прошлое. В тринадцатом веке Русь не могла ничего противопоставить Батыю, но, выплеснув волю к победе вперед, в свое будущее, она получила из него спасение — тебя. Прошлое взмолилось, будущее снизошло. Временная петля. Это, конечно, кажется чудом. Но чудо не волшебство, ведь каждому воздастся по вере его — основной закон духовного строения мира. Ведь это известно всем и очень давно. Одним словом, будущее отбрасывает в прошлое свои тени. Про это Кемпбелл уж сколько лет назад стишок написал:
T'is the sunset of life gives a mystical lore,
And coming events cast their shadows before…
— На тебя явно суп плохо подействовал. Не верится, что тебе четырнадцать.
— А мне уже почти шестнадцать, папа.
— Да, так порой кажется. А иногда кажется, что тебе все тридцать уже.
— На самом деле мне двадцать три. Я же в будущем десять лет провел, пока сюда вырваться смог. Доказал им необходимость. Они меня омолодили, конечно, как могли, чтоб я от поколения своего не оторвался… Им удалось, но не вполне…
— Слушай, а ведь ты пьяный, Алешка…
— Суп… Это суп… Первобытный бульон… — прошептал Алексей, теряя сознание.
«Что делать?» В голове у Николая мельтешили какие-то дикие мысли. Он подхватил отключившегося сына и поволок к хронотопу. Мельком кинув взгляд на праокеанский простор, он обомлел от увиденного…
Вся поверхность воды — от берега до горизонта — кишела русалками. Воды, можно сказать, видно не было: сплошное месиво русалочьих тел.
Бабы, самые разные бабы и девушки, девочки, на любой вкус и размер, составляли волнующуюся поверхность, вздымаясь волнами, накатывая сотнями и тысячами тел на девственный кварцевый песок — желтый, с могучими языками песка то темно-красного, то белоснежного, кораллового…
Море, безбрежный океан женских тел и рыбьих хвостов, вызывало сильнейшее головокружение и бурный приступ неудержимой похоти: броситься в эти волны и отключиться, закружиться в них, — бабы, бабы, бабы.
Настоящие голые бабы!!!
Краем сознания он вдруг схватил ситуацию, как бы сумев взглянуть на нее со стороны: сделав широкий полукруг, он уже тащил Алешку к воде, к этим желанным волнам, тащил волоком, спиной, — к приветливо шипящему океану женских обтекаемых форм, загибов, впадин и изгибов, девичьих завихрений, девчачьих нежностей.
Он волок сына к кромке, к шелесту, прохладе и ласке волн, двигаясь спиной вперед, не глядя в надвигающееся на них счастье, то резко оглядываясь через плечо, то быстро сгибаясь, кидая взгляд назад между своих ног. Взгляд между ног радовал больше, чем вид через плечо: между ног все смотрелось вверх тормашками, и в этом случае безбрежная волнующаяся бездна баб казалась небом… Небосвод баб! Радуга девок! Во как — тучкуются и кучкуются!
Поняв, что сходит с ума, Николай, сделав неимоверное усилие над собой, выпустил из рук куртку сына и выхватил из кармана штрих-кодер. В мертвом экранчике дисплея отразилось его собственное сумасшедшее лицо, причем, что странно, отразилось, как в зеркале, в цвете, испугав красными, кровавыми зрачками глаз — как получалось порой лет десять назад на снимках с фотовспышкой.
Help! Надо найти клавишу «Help»! Но «хэлпа» не было, была кнопка «ЧП», а рядом с ней тумблер «нешт. ситуац.».
Нажав кнопку и щелкнув тумблером, Николай чисто физически ощутил, как по мозгам его ударила тяжелая, но точно сконцентрированная в самой болевой точке, остронаправленная мысль: «Русалка на шпагат не сядет!!!»
Немедленно отпустило, на все тело мягким теплым душем пролилась глубокая апатия, стало абсолютно наплевать — на все и на всех.
Проваливаясь то ли в забытье, то ли в сон, Николай равнодушно ткнулся лицом в горячий влажный песок и позволил себе улететь в успокаивающую дружественную безмятежность безвременья…
— Ну что, сдохли, барбосы? — услышал Николай сквозь пелену возвращающегося сознания.
Жара спала, наступил прохладный вечер — не более плюс тридцати. Значит, он провалялся в полной отключке не меньше пяти часов.
Где сын? Алешка где? Голос сверху сказал: «барбосы»… Значит, их пока не разлучили. «Барбосы» — это множественное число: барбос-отец и барбос-сын…
Николай с трудом приоткрыл один глаз и увидел Алешку на фоне закатного неба. Алешка, приподнявшись на одной руке, сидел, смотрел куда-то вверх и радостно улыбался. Сделав усилие, Николай быстро откатился с того места, на котором лежал, и взглянул вверх — туда, куда смотрел Алешка.
Взглянул и обалдел: в воздухе, метрах в двух над землей, висел четырехмесячный поросенок, толстый, желтовато-оранжевый, как спелый абрикос, с нежно-розовым пятачком и голубыми наивными глазами.
— Смотри, папа! — Алешка радостно кивнул. — Анимированный интерфейс, видел их в будущем.
— Н-да… — Николай не знал, что сказать. — По-моему, это поросенок…
— Конечно, я поросенок, — согласилось видение. — Когда ты нажмешь на штрих-кодере «ЧП» или «нешт. ситуац.» — не таблицу же со справками вешать тебе перед носом? Гораздо лучше нечто как бы живое — анимированный персонаж. Вот я это самое и есть — справочник, переводчик, советник и подсказчик. Мной управляет самообучающаяся программа искусственного интеллекта. Она находится в штрих-кодере. А я — всего лишь как бы голограмма, чтоб тебе было понятнее, а точнее — ничто, одна видимость.
— Голограмма все же опирается, так сказать, на нечто материальное, — заметил Алексей, — на полупрозрачную пластинку, светоотражающие слои…
— У меня и этого нет, — ответил поросенок. — Я просто мираж. Если ты попытаешься меня схватить, то твоя рука пройдет сквозь меня. Понятно?
— Не совсем. Я вижу тебя висящим в воздухе. Ты — совокупность светящихся разноцветных точек, которые все вместе дают твое изображение. Я держу в руках штрих-кодер, но вижу тебя висящим передо мной. Значит, световые лучи все-таки исходят из тебя, а не из штрих-кодера. Так ведь?
— Верно. Лучи исходят из меня. Но это отраженные лучи, вышедшие из штрих-кодера. Я как бы состою из тысяч маленьких зеркал, каждое из которых в отдельности не видно глазом. Зеркал, конечно, нет как таковых, есть сильные неоднородности коэффициента преломления. Эти неоднородности тоже создают излучение, идущее из штрих-кодера, — первичное поле. А уж на этих неоднородностях рассеиваются, отражаются другие волны, «рисующие» — drawing waves. «Рисующие» волны рассеиваются во все стороны, по всем направлениям — в том числе и назад, в сторону штрих-кодера. Все организовано на трех китах: нелинейная оптика, дифракция и рефракция. Еще проще, по аналогии с известным тебе кино — первичное поле создает как бы «экран», но не плоский, объемный, висящий в воздухе, a drawing waves, в свою очередь, рисуют на нем меня — таким, таким или вот таким! — Два раза перевернувшись в воздухе, поросенок внезапно раздулся до размеров теленка и, хохотнув, вернулся к естественному первоначальному размеру.
— Непонятно, чем ты говоришь, если ты просто видение, — ехидно заметил Алешка. — Ведь звук — это сжатие-разрежение воздуха. С тобой что, еще и звуковая колонка летает? Ведь звук тоже исходит из тебя. А свет сам по себе не рождает звук.
— Ошибаетесь, молодой человек! — возразил поросенок. — Простейший пример тому — молния и гром. Молния сильно подогревает воздух, воздух от нагрева и ужаса расширяется, и результат этого происшествия — гром — бьет по ушам, слышен на всю округу. Точно так же устроен и мой речевой аппарат.
