захочет пробыть месяц — крупная премия.
А дальше выбор. Или назад, к памятнику Пушкину, — спустя пять минут после старта, либо домой — по месту прописки. Желающие могут остаться, слетав в командировку и забрав сюда, в десятый век, близких. У многих девушек были уже дети и практически у всех были живы родители.
Возможны и другие варианты. Запрет один: для обитателей прошлого в будущее хода нет. Викингов нельзя переносить в двадцать первый век. Хватит проблем с Оленой. Опекать полтора-два десятка викингов в современной Москве не взялась бы и рота хроноразведчиков.
Таким образом, этот вопрос — вопрос окончательного выбора, вопрос «туда или сюда?» — решается однажды. Раз и навсегда.
Ладьи придут вечером. Надо готовиться.
Николай вручил девушкам лингвистический маяк, осуществляющий автоматизированный перевод с любого языка на любой на уровне подсознания и запустил систему предполетного предстартного тестирования блоков навигации.
А он снимет с Фату-Хиву свадебную компанию, сбросит их у загса и тут же вернется.
Продувка главного хронодизеля прошла, полосовая протяжка синхроимпульсов сфазировалась на опорной дате Рождества Христова.
Пока, девчата!
Быстро набрав с консоли штрих-код точки прибытия, Аверьянов слегка сбился по времени, набрав на единичку больше даты индицированной: усталость дала себя знать.
Зеленая возврат-луковица появилась на песчаной отмели Фату-Хиву не через час после его убытия, как обещалось, а через двадцать пять часов.
Яркое солнце тропиков, искрящееся на изумрудной глади Тихого океана, ударило в глаза Аверьянова, и в ту же секунду четыре стальные женские руки выволокли его наружу.
— И это называется «часок»?
— Или это час с небольшим, гад?!
— Прибытие рейса Коломенский загс — Фату-Хиву задерживался по техническим причинам… — гнусавым голосом взвыл Аверьянов, пытаясь обратить происшедшее в шутку и не подпустить женские руки с уже поломанными ногтями к своим глазам. — Мы просим прощения от лица… Ногти от лица! Ну-ка! Вот, пожалуйста! Я тоже царапаться буду! Виноват, каюсь! Немедленно искуплю!
— Мы здесь вторые сутки уже кантуемся!
— На бананах и черт-те на чем!
— Банкет, ресторан, венчание в церкви — все к чертовой матери!
— Вы с ума там сошли, если такие вещи считаете возможным допускать!
— Считаете, что все вам можно? Кто будет отвечать за этот беспредел, а?!
— Я буду! За базар отвечу. Вот деньги, видишь? Оцени ущерб. Сейчас прям отстегну. Кто у вас побухгалтеристее?
— Галина Аркадьевна.
— Ну вот, пишите: список, счет, сумма прописью. Получила такая-то…
Аверьянов, как и всякий мужик, которому перевалило за тридцать, прекрасно знал, что стоит только бабий скандал перевести в конструктивное, деловое русло, запал мгновенно иссякает, уступая место бессмысленной и бесконечной толчее на месте. Основной вопрос при этом тут же уходит в песок, уступая место множеству частных вопросов. Где взять ручку? На чем писать? Почему не предупредили заранее, я бы переоделась? Ну, и так далее…
— Да не волнуйтесь вы так, девочки, все будет! — попытался объяснить Николай. — Все состоится, все будет отлично! И церковь будет, и ресторан ваш не уйдет, и за все, за моральный ущерб, заплатит вам это… киностудия!
— Улыбнитесь, вас снимают скрытой камерой?! — язвительно спросила свекровь. — Где она, камера твоя? Где скрыта-то? Я пять часов ее искала, чтоб плюнуть в объектив.
— Мы вам поверили, думали, нас по телевизору покажут, — разрыдалась очень молодо выглядевшая теща. — А тут такое бескультурье! Нагадить, испортить свадьбу, людей обмануть! Скрытая камера! Гадость какая! На нашей слабости, и так сыграть безжалостно! Тьфу!
— Видеть я вас не желаю!
— Ну, простите, что поделать: техника подвела. Перечислите свои убытки, включая моральный ущерб, сумма прописью, и киностудия оплатит, я же сказал! Сейчас, в данный момент, наличными! Ну, что еще вам, милые?!
— Мы за банкет, вы знаете, сколько мы отдали за банкет?!
— Не знаю. Поэтому в третий раз говорю: напишите, представьте счет, я оплачу. Все будет скомпенсировано. Ну?
— Что «ну»?
— Давайте грузитесь, полетели назад, с меня хватит. В Москве договоримся. Где остальные все?
— Мужчины — пьяные, вон под кустом лежат.
— С чего они пьяные-то? — удивился Николай.
— Так они ж в загс и на венчание знаете сколько с собой захватили? Фляжка здесь, фляжка там.
— А твой и вообще пятилитровую носил, букетом замаскировал, лишь бы не упустить.
— Да ты на своего-то глянь!
— А вон, смотрите, жених на пальме, за бананами опять полез, обезьяна безмозглая! И так уже весь костюм расхлюстал на полосы!
— На свою дочь посмотри: тоже макака та еще! «Не-веста-а-а…»
— А где же девушки, вот именно? — спохватился Николай. — Невеста-то, супруга, виноват, со свидетельницей где?
— Так ее же ваши у себя на пиратском корабле задержали! Мы им орем, они не слышат!
— А ей, наверное, там понравилось!
— На каком пиратском корабле?! — обалдел Аверьянов. — Какие «наши»?
— Да вон, в бухте стоит! Ваш?
— Нет, — попытался сглотнуть Николай, но не смог — в горле вдруг разом пересохло.
На рейде действительно стоял на якоре большой двухмачтовый барк с «Веселым Роджером» на фок-мачте — череп и две берцовые кости крест-накрест на черном фоне.
— Есть попить у вас, девчата?
— Па-пить?
— Ах, тебе и па-апить еще?
— Да ты знаешь, где здесь вода?
— До воды отсюда два часа! По джунглям, в гору, к роднику! Я убить вас готова всех, гадов- киношников!
— Улыбнитесь! — Аверьянов, не давая ужасу схватить за душу, деморализовать, примиряюще обнял женщин за плечи. — Вас снимает скрытая камера!
— Где она, камера твоя? Ведь врешь же все, я чувствую!
— Да, пусть покажет скрытую камеру свою!
— Не могу я вам ее показать, на то ведь она и скрытая. А как девушки попали на корабль?
— Как-как! Он приплыл, встал там, воды забрать… Копали они, пираты ваши, что-то еще, там, на мысе. Нас не видели. А мужикам, им же с пиратами сфотографироваться, выпить — как же без того?! Начали махать им! Они и прислали лодку, эти, ваши, пиратами наряженные. В костюмах… В камзолах или не знаю, как их там… С пистолетами, саблями… Увидели мужиков наших, поняли, что пьяные… Обыскали, избили…
— Избили мужиков, а Свету с Верой забрали — на лодку и на корабль!
Его проклинали, у него требовали, но он их слышал уже вполуха.
