Гном пошел вперед и посмотрел в серые глаза своего страха. Кнопка ответила задумчивым взглядом.
– Привет, – сказала.
– Привет. – Ну вот, пока ничего ужасного не случилось.
– Можно я кое о чем тебя попрошу?
Гном покраснел, оглянулся вокруг, никого не обнаружил и нерешительно кивнул. Кнопка подошла поближе, дала знак наклониться и прошептала в алое ухо.
Гном замер столбом, изумленно глядя. Потом откашлялся:
– Ты серьезно?
– Да.
– Но почему…
– Жедь, – сказала Кнопка зло. – Все никак не может себе простить, что я лучше его по тем урокам. А позавчера та, которая нас учит письму и счету… да, Кати… сказала, что он должен помочь мне…
– И ты не хочешь, чтобы он тебе помогал, – усмехнулся Гном.
– Ясндело, не хочу!
Гном развеселился.
– Только если растреплешь кому… – прошипела Кнопка разъяренной кошкой. Мальчик посмотрел с таким выражением оскорбленного достоинства, что ей стало стыдно.
Впрочем, не настолько, чтобы она стала извиняться.
– А ты бы хотел, чтобы тебя назвали слабаком – хоть в чем-то – и посоветовали обратиться к Жедю?
– Нет. После тебя он самый большой задавака.
Кнопка посмотрела удивленно, Гном улыбался. Она неуверенно улыбнулась в ответ, сообразив, что это была шутка.
– Я помогу, – ответил он.
Руки сами хватались за ветви, ноги знали, куда им вставать. Ветви, отполированные многими прикосновениями, были гладкими, не скрипели. Кнопка долезла до стельги, скользнула в проем, двигаясь неслышно, Гном сидел к ней спиной. Девочка стала подкрадываться.
– Добрая ночь, – сказал Гном, не поднимая глаз от книги.
Кнопка разочарованно вздохнула:
– Как ты меня услышал?
– Не услышал. Почувствовал, что ты смотришь мне в спину.
– Научишь?
– Повзрослеешь, само придет. – Гном помолчал. – Принесла?
– Принесла. – Кнопка села рядом, полезла за пазуху, под свет луны явились с риском для жизни добытые в кузнечных мастерских листы бумаги, бутылек чернил и несколько свечей.
– Хорошо. Покажи, как ты держишь перо…
Кнопка подумала, что где-то уже слышала подобные интонации, а в следующий момент вспомнила об учителе Александре.
Она зажгла свечи, покрепче взялась за перо, окунула в чернильницу, сразу ляпнув кляксу на новую рубаху, и тщательно нацелилась на лист бумаги.
Полетели дни учебы.
Утром Кнопка работала на подхвате в кузнечном околотке, после обеда шла на игровую поляну на уроки мыследейства, письма, счета, потом занималась обычной детской работой. В последнюю четверть пути солнца по небосклону дети были свободны и делали кому что в голову взбредет.
Теперь Кнопка пропускала обычные вечерние собрания и игры. Гном оказался суровым и требовательным учителем. Пару раз даже доводил Эрику до слез, они ссорились на целый день, к вящему удовольствию Моны и Шанки («милые бранятся», говорили они).
Но день проходил, полный забот и работ, едких запахов в кузнечных мастерских, арифметических примеров или грамматических писаний, и Эрика снова шла кружным путем к дому-на-дереве.
Где ее уже ждал Гном.
До полной луны, казалось, можно было достать рукой, было достаточно светло, чтобы читать вовсе без свечей – или писать.
Гном сидел, свесив ноги из дома-на-дереве, и читал черную книгу. Кнопка сидела рядом и, прикусив от усердия язык, выводила на бумаге ровные закорючки.
Перо соскользнуло и брызнуло чернилами. Кнопка с досадой отодвинула писанину. Гном мимоходом оценил ее творение:
– Неплохо. Лучше, чем вчера, – и вернулся к чтению.
– Жуть, – буркнула Кнопка, поплевала на рукав и принялась тереть нос, скосив глаза. – Не представляю, как в этой ихней империи – чтоб на нее молот Амара упал – учились учитель Александр и остальные его ребята, если большую часть времени их заставляли заниматься этаким бессмысленным делом…
Которое ее так и подмывает бросить к эштановой тролличьей бабке, но в этом она нипочем не признается. Цеховому работнику, особенно мастеру, надлежит хорошо знать грамоту, и точка.
Мачеха Эрики Хлоя была мастером кузнецом и химиком – занималась порохом, кислотами и ядами, обработкой железа и дерева для громобоев. И Кнопка всегда знала, что пойдет по следам приемной матери. Девочка уже умела делать детские петарды и боевые капсюли для бомб, правильно собирать и обрабатывать разрыв-траву, а однажды ей доверили смешать составы для фейерверков в честь праздника Сполоха.
То, что из этого получилось, было достойно песни…
Кнопка неплохо умела драться, а один раз даже стреляла из громобоя. Скоро ей исполнится одиннадцать, начнется второй возраст… Ее наконец станут принимать всерьез, учить настоящим цеховым тайнам, и темному искусству войев – ратиться на мечах, стрелять из лука, направлять мысль для защиты и нападения…
Кнопка поворчала еще немного на тему, что если ей и дальше придется так часто пользоваться едучей водой, которой оттирала чернила с рук, то скоро останется и вовсе без кожи на пальцах. Но Гном не выказал сочувствия, Кнопка вздохнула:
– И за что мне такие мучения? – и снова придвинула к себе листы.
Плечи ныли, изрезанные тростником пальцы болели хоть выбрасывай их. Кнопка еле влезла в дом-на-дереве, подула на ладони:
– Ветер-ветер, возьми мою боль, унеси за тридевять земель, туда, где всегда лежит белый снег, где живут белокожие люди с белыми волосами и белыми глазами. Ветер-ветер, отдай мою боль… – Детский стишок-заклинание призывал отдать боль белокожим северянам, белым медведям или снежным змеям, но Кнопке вдруг показалось это нечестным. Она вздохнула. – Ладно, ветер-ветер, оставь мою боль мне, как- нибудь перетерплю.
Надо бы попросить Гария зашептать, он не откажет, но после того, как она вчера вместе со всеми дразнила его Тролликом, обращаться к мальчишке было неудобно.
– Почему я всегда раньше говорю, а потом думаю? – спросила она ветер.
– Вот именно, почему?
Кнопка подскочила, едва не свалившись с дерева. Оглянулась.
– Тьфу тебя, я чуть вниз не грохнулась!
– Я бы поймал. – Гном уселся рядом. Этот бы поймал, запросто, так, как Алек ловил ту девушку, прыгнувшую со стены.
– Думал, ты не придешь…
– Чего? – удивилась Кнопка. – Из-за того, что мы… ну, поспорили днем?
– Да не… Сегодня Кати тебя похвалила.
Кнопка уселась рядом с ним, вспомнила выражение лица Жедя, когда Кати похвалила ее за чисто выписанные иеро и его за то, что помог.
Кнопка удивленно потрогала свои чувства и обнаружила, что, помимо гордости за свои успехи,
