Хранитель Мечей. Рождение Мага

– Если казнить каждую жену, изменившую мужу…

– То рано или поздно останутся только те, которые не изменяют, – невозмутимо бросил инквизитор.

– Скорее не останется вообще никого!

– Ты настолько плохого мнения о тех, кого собираешься спасать от порождений той самой Тьмы, которой столь верно служишь?.. М-м, отличное пиво.

– Да почему плохого?.. Просто такое бывает сплошь и рядом. Неравные браки, постылые свадьбы, когда дети просватаны с малолетства… что же им делать?

– Покориться судьбе, – внушительно сказал Этлау. – Нести свою долю невзгод, как каждый из нас. Тогда Спаситель возрадуется, и, когда грех на земле будет избыт навеки, Он вернётся и возьмёт нас всех в своё лоно!..

– Тогда почему бы не истребить весь род людской раз и навсегда, Этлау?

– Если б такое было угодно Спасителю, Он совершил бы это сам. Нам, слабым и недостойным слугам Его, остаётся только выкорчёвывать отдельные сорняки. Очистить раз и навсегда всю пашню только в Его власти.

Наступило молчание.

– В чём ты хочешь убедить меня, святой отец? В том, что моё дело…

– Я ни в чём не хочу убеждать тебя, Неясыть. Не считай меня тупоумным глупцом, опьяневшим от крови и убивающим направо и налево ради нескольких мгновений власти, – внушительно произнёс Этлау.

– Тогда о чём же мы будем говорить? – невольно удивился Неясыть.

Этлау сделал паузу.

– Сначала поешь. Извини, я с дороги и голоден, а ты, застыв здесь в позе вечного укора, портишь мне аппетит.

– Ты мне аппетит испортил раз и навсегда – там, в Комарах! – резко сказал Фесс. – Смерть за прелюбодеяние…

Инквизитор опустил серебряную вилку и вздохнул.

– Так мы никогда не сдвинемся с места, Неясыть.

– Тогда скажи мне то, что хотел сказать, и расстанемся, – бросил тот.

– Хорошо, – неторопливо сказал Этлау. – Вот что я тебе хотел сказать, некромант. Там, где я выкорчёвываю грех и пусть даже страхом, но заставляю других от него воздерживаться, то есть по мере слабых сил своих приближаю наступление Его светлого царства, ты, напротив, сеешь грехи, словно землепашец весной. И тем самым отдаляешь великий миг торжества Спасителя, ибо Он хочет спасти нас не своим приказом, но нашей осознанной волей. Мало-помалу это поймут те, кого ты сейчас защищаешь. Ты упокаиваешь кладбища, так? Но если б ты не перехватил мою силу в Комарах, как бы ты поступил? Стал бы мучить несчастных и уж точно ни в чём не повинных кошек? Вся вина которых заключалась бы в том, что они не могут говорить, являясь бессловесными тварями, и у них нет души? Но боль они чувствуют точно так же, как мы. И страх, и всё прочее. Тебе кажется, ты совершил благо. А призрак тобой замученного кота станет незримым летать вокруг деревни, звать к отмщению – и на место упокоенных тобой мертвецов встанут другие чудовища.

– С чего это ты взял? – высокомерно ответил Неясыть, воспользовавшись паузой в словах инквизитора. – Да и про кошек ты говорил полную ерунду. Люди выращивают скот, кормят его с рук, оберегают и холят, а потом хладнокровно режут. Принцип меньшего зла в чистом виде. То же самое и здесь. Про кошачьи призраки я ничего не слышал, но не думаю, что они опаснее костяных гончих, не говоря уже о драконах.

– Не слышал… – вздохнул Этлау. Он, верно, хорошо подготовился к этому разговору. От того узколобого палача-гонителя, каким он предстал в Больших Комарах, не осталось и следа. – Конечно, ты не слышал! Ты много о чём не слышал! А как ты отнесёшься к тому, что там, где выкорчеван грех, неупокоенность себя почти не проявляет?!

Фесс пожал плечами.

– Очень просто, святой… отец. Убивая жертв, ты делаешь то же самое, что и простой некромант, вынужденный мучить кошек, чтобы уберечь людей. Тебе кажется, что ты «выкорчёвываешь грех», – а на самом деле ты просто упокаиваешь кладбища. На краткое время, не навсегда, конечно.

– Ага! – Глаза Этлау торжествующе блеснули. – А ты слышал о Сугробах?!

– Магистрат сказал, что там тоже беспокойное кладбище, – осторожно сказал Фесс.

– Так вот! – Голос Этлау торжественно зазвенел. – Я только что получил энциклику его преосвященства епископа Арвестского. Люди в Сугробах, доведённые до отчаяния, дружно раскаялись в грехах, отказали всё своё имущество Святой Церкви, облачились во власяницы и трое суток без сна и отдыха молились, невзирая на дождь и ветер. Твари Ночи бродили вокруг них, но молитва была столь сильна, что никто не дерзнул напасть на молящихся. На четвёртые сутки с погоста раздались вопли и стоны богохульства, а потом захрустели кости, мёртвые сами вползли в свои усыпальницы, где и остались, никому более не делая вреда! Вот так, некромант!

– Надо посмотреть на всё своими глазами, – пожал плечами Фесс. – Как говорится, «вести из дальних краёв редко бывают верными». Ты, святой отец, этого ведь и сам не видел.

– В Святой Инквизиции не лгут, если ты этого ещё не понял, некромант. Мы получили донесение от отца-настоятеля храма в Сугробах. Он прекрасно понимал, что навек погубил бы свою душу, решись он на ложь своему духовному надстоятелю.

– Прекрасно. – Фесс поднялся. – Если тебе больше нечего сказать мне, святой отец, позволь мне откланяться. В магистрате я слышал о пяти беспокойных кладбищах, и, хотя магистры не заплатили мне ни гроша, свою работу я намерен выполнить. Прощай!

– Погоди, – внезапно сказал Этлау. – Погоди, не кипятись, некромант. Хочешь добрый совет? Уезжай отсюда, и как можно скорее. Ты должен понимать, что я, конечно, во всех подробностях изложу случившееся в Больших Комарах. Договор тобой нарушен. Ты свершал волшбу против воли тамошних обитателей и не получив разрешения настоятеля их церкви. На тебя ополчатся все, включая твою собственную Академию. Поэтому уезжай. Я даже готов дать тебе денег. Уезжай в Мекамп, за Восточную Стену – для тебя там найдётся работа.

– Откуда такая трогательная забота обо мне? – усмехнулся Фесс.

– Скажем, ты мне нравишься как мужчина, – неожиданно ухмыльнулся Этлау. Звякнув, на стол лёг кожаный кошель с деньгами.

– Как видишь, я не бросаю слов на ветер, – сказал инквизитор.

– Благодарю, но я не привык к подаяниям, – отрывисто бросил Фесс и вышел.

Что за странный разговор? Мораль, этика, жертвы… потом странное сообщение о самоупокоении погоста в Сугробах и, наконец, обещание денег вкупе с предложением уехать. Ясно, что инквизиторы хотят убрать его из Арвеста. Он для них опасный конкурент. Возможно, есть у святых отцов и ещё какие-то цели, пока что ему, Фессу, неведомые и непонятные. Вот – слух о Сугробах. Явный расчёт на то, что он бросится туда со всех ног.

А не кажется ли тебе, Фесс, думал он, пробираясь обратно к тревожно ожидавшим его гному и орку, – не кажется ли тебе, что тебя просто не хотят допускать в Арвест? Сугробы находятся на самом побережье. Путь туда отнимет несколько дней. Не должно ли за это время случиться в Арвесте что-то особо важное? Нечто такое, что он никак видеть не должен?..

– Не дождётесь, – сквозь зубы сказал Фесс. И, не давая ни орку, ни гному даже открыть ртов, коротко бросил: – Поднимаемся. Наши планы изменились – надо спешить в Арвест.

Прадд и Сугутор переглянулись.

– Уж слишком отец Этлау стремится удержать меня эти несколько дней подальше от города, – пояснил Неясыть. – Как говорится, выслушай святого отца и сделай всё с другого конца. Едем!

* * *

Дорогой гном и орк долго и дотошно выспрашивали Фесса обо всём, что сказал отец-экзекутор. Пришлось пересказать всё со всеми подробностями несколько десятков раз, пока от бесконечных повторов не разболелась голова.

До города они добрались без всяких происшествий. Отец Этлау остался в трактире доедать свой обед;