бесконечных пространств».
– Духовная агорафобия, – пробормотал я.
Энея рассмеялась.
– Религия всегда предлагала людям этот обманчивый дуализм, – сказала она, поставив чашку на камень. – Молчание бесконечных пространств – или уютный покой внутренней определенности.
Я хмыкнул.
– Пасемская Империя и Церковь предлагают более прагматичную определенность.
Энея кивнула:
– В наши дни, возможно, это единственный выход. Возможно, наш источник веры иссяк.
– По-моему, ему следовало бы иссякнуть давным-давно, – сурово сказал я. – Человечество дорого заплатило за все эти религиозные предрассудки. Войны… погромы… отрицание логики, науки, медицины… не говоря уж о том, что власть попадала в руки таких же, как те, кто заправляет Пасемской Империей.
– Разве религия только предрассудок, Рауль? Разве вера – это глупость?
– Что ты хочешь сказать? – спросил я, ожидая подвоха.
– Если ты веришь в меня, это глупо?
– Верю в тебя… В кого? В мессию? Или в друга?
– А какая разница? – Энея снова улыбнулась своей дразнящей улыбкой.
– Вера в друга… это дружба, – сказал я. – Верность. – И, помедлив, прибавил: – Любовь.
– А вера в мессию? – спросила Энея.
Я досадливо махнул рукой.
– Это религия.
– А если твой друг – мессия? – не унималась она.
– То есть если он думает, что мессия? – уточнил я и снова пожал плечами. – Наверно, ты хранишь ему верность и пытаешься уберечь от сумасшедшего дома.
– Хотела бы я, чтобы все было так просто, мой друг, – с непонятной мне горечью сказала Энея.
Она уже не улыбалась.
– Энея, девочка моя, так ты расскажешь мне, что делает тебя мессией? Из-за чего ты стала связью между двумя мирами?
Она торжественно кивнула.
– Меня избрали потому лишь, что я была первым ребенком от союза человечества и Техно-Центра.
Она это уже говорила. Я тряхнул головой.
– Значит, вот какие эти два мира, которые ты объединяешь… мы и Техно-Центр?
– В какой-то мере, – ответила Энея, поднимая голову и глядя на меня. – Но они не единственные. Именно этим и занимаются мессии, Рауль, – перекидывают мостки между мирами. Между эпохами. Объединяют в единое целое непримиримые концепции.
– Выходит, мессией тебя делает твоя связь с обоими мирами? – тупо спросил я.
Энея покачала головой – быстро, почти нетерпеливо. В ее взгляде промелькнуло что-то вроде раздражения.
– Нет, – ответила она резко. – Я мессия из-за того, что могу делать.
Я даже испугался ее реакции.
– И что же ты можешь делать?
Энея протянула ладонь, ее пальцы коснулись моих волос.
– Помнишь, я говорила, что Церковь и Орден были правы насчет меня? Что я – вирус?
– Угу.
Она стиснула мое запястье.
– Я могу распространять этот вирус, Рауль. Заражать других. В геометрической прогрессии. Я – разносчик заразы.
– Какой заразы? Мессианства?
Она вновь покачала головой. Ее лицо было столь печальным, что мне захотелось обнять ее, утешить.
– Нет. Всего лишь следующего шага к пониманию того, кто такие мы, люди. Кем можем стать.
Я перевел дыхание.
– Ты рассуждала о том, чтобы научить физике любви. О представлении любви как основополагающей силы во вселенной. Это и есть вирус?
По-прежнему держа меня за руку, Энея пристально поглядела мне в глаза.
– Это источник вируса, – сказала она тихо. – Я учу тому, как пользоваться этой энергией.
– И как же? – прошептал я.
Энея моргнула, словно мой вопрос вырвал ее из сладостного забытья.
– Допустим, у нас есть четыре этапа. Четыре стадии. Четыре шага. Четыре ступени. – Я молча ждал. Ее пальцы все так же стискивали мое запястье. – Первый этап состоит в том, чтобы изучить язык мертвых.
– Какое это…
– Тсс! – Энея приложила палец к моим губам. – Второй – изучить язык живых.
Я кивнул, хотя ничего не понимал.
– Третий – научиться слышать музыку сфер, – прошептала она.
Копаясь в книгах талиесинской библиотеки, я наткнулся в одной из них на старинную фразу о музыке сфер. В этой книге речь шла об астрологии в донаучную эпоху Старой Земли, о крошечных деревянных моделях Солнечной системы в лаборатории Кеплера, о сферах звезд и планет, движимых ангелами… В общем, сплошная чушь. Я не представлял, о чем говорит моя подруга и какое это имеет значение в эпоху, когда человечество перемещается по галактике быстрее света.
– Четвертый этап, – Энея вновь отвернулась от меня, – заключается в том, чтобы научиться делать первый шаг.
– Первый шаг, – озадаченно повторил я. – Ты имеешь в виду свой первый шаг?.. Как там… изучить язык мертвых?..
Энея покачала головой и медленно, словно выныривая откуда-то, сфокусировала на мне взгляд.
– Нет. Это общий первый шаг.
Затаив дыхание, я произнес:
– Ладно. Я готов. Научи меня.
Энея улыбнулась:
– В том-то все и дело, Рауль. Если я соглашусь, то навсегда стану Той-Кто-Учит. Но вся глупость в том, что мне не надо этому учить. Я должна лишь делиться этим вирусом с теми, кто пожелает его принять.
Я посмотрел на ее тонкие пальцы, сжимавшие мое запястье.
– Значит, меня ты уже… наделила? – Я не чувствовал ничего необычного, лишь привычное электрическое покалывание от ее прикосновения.
Она рассмеялась:
– Нет, Рауль. Ты еще не готов. Чтобы поделиться вирусом, нужен не просто физический контакт, нужно причащение. А я пока не решила, каким оно должно быть… если мне предстоит…
– Поделиться со мной? – докончил я. «Что еще за причащение?»
– Поделиться со всеми, – шепотом поправила она. – С каждым, кто готов принять. – Она посмотрела мне в глаза. Где-то в пустыне затявкал койот. – Эти уровни… этапы… несовместимы с крестоформом, Рауль.
– Значит, возрожденные не смогут научиться? – спросил я. – А их гораздо больше, чем нас.
Энея покачала головой:
– Могут… если откажутся от крестоформа… Выбор за ними.
Я шумно выдохнул. Слова Энеи представлялись мне непонятными – из-за того, что она говорила обтекаемо. «Неужели все на свете мессии изъясняются столь туманно?» – голосом бабушки поинтересовался циник в глубине моей души. Вслух я сказал:
– Не существует способа избавиться от крестоформа, не убив его владельца, который в результате умирает истинной смертью. – Я частенько задумывался над тем, не этот ли факт – основная причина моего отказа принять крест. Или я всего-навсего по-юношески верю в бессмертие?
Энея не ответила на вопрос. Она спросила:
