– Сакэ! Ну, ладно. Вот с этой бутылочкой будет уже шестнадцать, – сказала Сино и, взяв шашку от игры в го,[5] сунула ее в ящик, чтобы не сбиться со счета выпитых бутылочек сакэ. В пансионе не было никакой конторы. Да ее и не могло быть, так как Сино была неграмотна.
Сино дружила с одной женщиной, давней жительницей здешних мест. Это была старуха примерно одних лет с ней. Когда Сино думала о печальной судьбе своей приятельницы, то себя считала счастливой.
– Бабушка Ямада-сан вот уже несколько дней не приходила. Здорова ли она? – беспокоилась Сино, окончив послеобеденную уборку. Она сидела в маленькой комнатушке рядом с кухней. Сунув ноги под одеяло котацу,[6] в котором уже горел огонь, она закурила трубочку.
– И правда, надо бы сходить за ней, – отозвалась Отоки, которая только что спустилась из комнаты постояльцев и несла в руках остатки еды для собаки. – Она ведь такая упрямая, все делает сама… Если с ней что-нибудь случится, никто и не узнает…
– Да уж, она женщина своенравная, – подтвердила Сино.
– Это оттого, что у нее есть деньги. Но и с ними она беспомощна.
– Деньги у нее предназначены для доктора. Жаль только, что он ничем уж ей не поможет.
Отоки тоже присела к котацу, и обе они принялись по-стариковски судачить. Разговоры неизменно сводились к Тиё Ямада, так как ничего нового в их жизни не происходило и все темы были давно исчерпаны. Тиё Ямада в последние четыре-пять лет постепенно теряла зрение и нынче летом совсем ослепла. Прежде Тиё жила в Токио и содержала чайный домик на улице Сиродзан. Но ее так сильно напугали воздушные налеты, что она во время войны купила в этих местах дачу и эвакуировалась сюда. Ужас перед воздушными налетами в то время часто сгонял людей с мест.
Тиё, властная и резкая в обращении с молодыми женщинами, работавшими в ее чайном домике, во время воздушной тревоги бледнела как полотно и, словно ребенок, пряталась в уборную. У нее деревенела поясница, отнимались ноги и руки. Не в силах преодолеть страх, Тиё убежала в глубь гор. В даче, выстроенной в псевдо-европейском стиле каким-то коммерсантом, были проведены даже трубы с горячей водой из источника. Но больше всего Тиё нравилось то, что в этой местности не было воздушных налетов. И так она жила на даче, выращивая овощи в саду. Ее дом в Токио на улице Сиродзан уцелел от огня, но Тиё не захотела продолжать свое дело после войны. На деньги, вырученные от продажи чайного домика, она могла спокойно и безбедно доживать свой век. Если бы она не начала слепнуть, то могла бы разумеется, иметь и побочный заработок – гостиницу с пансионом, как у Сино, но зрение Тиё с каждым днем ухудшалось. Только изредка в разгар лета, когда дача Судзуки бывала переполнена, Сино снимала у Тиё комнаты для своих постояльцев и посылала им туда еду. Да еще к Ямада иногда приезжал на два-три месяца ее приятель старик, но в последнее время и он не показывался. Сейчас в двухэтажном просторном европейском доме Тиё жила одна.
– Мицуко, а Мицуко-тян! Ты бы сходила на минуточку к Ямада-сан! – крикнула в окно Сино.
Мицуко во дворе прилаживала ремешки к своим деревянным сандалиям.
– Позвать ее? – спросила Мицуко.
– Да, скажи, чтобы шла к нам чай пить. Сегодня я свободна.
– Хорошо, я ее приведу…
И Мицуко пошла, собирая по дороге полевые цветы. За ней послушно плелась собака.
Отоки, болтая о Тиё, в то же время думала о своих детях, живущих в Токио. И сегодня утром, делая уборку в комнате двух приезжих женщин, она снова завела разговор о них. Погода стояла ясная, из окна второго этажа открывался вид на плоскогорье. Вдали виднелись силуэты людей, казавшихся крошечными. Там работало человек десять.
– Просто ужас! Нелегкая это работа – расчистка земли, не правда ли? – начала издалека Отоки, обращаясь к жилицам.
– Наверное, это репатрианты? Они здесь, видимо, расчищают землю под посевы… Корчуют пни вручную?…
Мать и дочь подошли к окну и стали рядом с Отоки. Как столичные жительницы, они остались равнодушны к ее словам.
– Они начал «обрабатывать землю несколько лет назад, – продолжала Отоки. – Посадили кукурузу. Кажется, в этом году она даст урожай. В этих местах почва не очень-то хорошая. Поэтому они и перепахивают ее после корчевания. Бедняги!
Эти люди, корчевавшие пни под лучами яркого солнца, выглядели беспомощными и маленькими на фоне высоких гор.
– А разве правительство им не помогает? – спросила дочь.
– Да не очень-то помогает. Правительство ничего не делает. Вот хотя бы взять меня: муж мой погиб в бою, и я осталась ни с чем. Теперь-то уж дети выросли: старшая дочь вышла замуж за сына здешней хозяйки. Мой сын живет и работает у хозяина, занимающегося строительным делом. А самая младшая дочь уже окончила среднюю школу и устроилась к портнихе, которая обучает ее шить европейские платья. Вот и мне стало легче. Я уже говорю детям: «Теперь вы мне давайте деньги на мелкие расходы».
– Ваша дочь – невестка хозяйки?
– Да, в Токио у них магазин европейских товаров. Здешняя госпожа была второй женой его отца, поэтому она и не надеется на помощь пасынка. А я еще могу пока работать. Она меня пригласила сюда помогать ей по хозяйству, вот я и приехала.
