Отоки при всяком удобном случае рассказывала людям о том, что ее дочь – невестка хозяйки и что Сино не родная мать ее зятя. Она была болтлива и откровенничала даже с незнакомыми людьми. Она вовсе не хотела уязвить Сино, просто эти разговоры доставляли ей удовольствие.
– Я сама растила своих детей и к тому же работала.
Даже спекуляцией занималась. Знаю и тяжелый труд репатриантов, всего хлебнула. Бывало, заболеет младшая дочь. Температура – сорок. Как быть? А вдруг она умрет без меня? Но все-таки приходилось оставлять ее и идти на работу. И, представьте себе, она всегда поправлялась. Приду домой с работы, а она уже играет…
Отоки рассказывала таким бодрым тоном, словно все пережитое не представляло для нее никаких трудностей.
Глядя на эту цветущую женщину с широкими по-мужски плечами, можно было подумать, что у нее вообще не было никаких невзгод. Одна из собеседниц, не стараясь поддержать разговор, мельком обронила:
– Ну, а теперь вы уже успокоились?
– Что вы! Дети, правда, выросли, но зато появились другие заботы. Вот сын говорит, что хочет учиться…
– Что ж, молодец!
– Уж не знаю, молодец или нет. Но только мне всех моих детей жаль, потому что нет у них своего дома.
Говоря это, Отоки подумала о том, что здесь у нее все-таки есть дом и, хотя она работает на Сино, душа у нее спокойна. Отоки в ее одинокой и беспросветной жизни, полной тяжелого труда, приходилось сталкиваться и с благородством и с подлостью. Она хорошо сознавала свое теперешнее положение и мирилась с ним. Поэтому и Сино было с ней легко и удобно. Обе женщины отлично ладили между собой.
Самым слабым и уязвимым местом Сино было сознание того, что Синити – ее пасынок, а не родной сын. Это сознание и приучило ее не смотреть на людей свысока. Выйдя замуж за Ясудзо, Сино переменилась – она стала скромней и серьезней.
Мицуко отправилась за старухой Ямада, а обе женщины сели к котацу и заговорили о починке ватных халатов.
Вскоре послышались шаги.
– Ах, кажется, Ямада-сан пришла, – проговорила Сино и поднялась ей навстречу.
– Я привела бабушку, – сказала Мицуко, останавливаясь на пороге.
Тиё Ямада была коренастая, здоровая старуха. Одета она была в рабочую одежду: момпэ и передник. Она шарила руками у входа в кухню. Оттого, что Тиё долго жила в горах, ее круглое лицо загорело и огрубело. Широко открытые глаза были неподвижны. По выражению сурового лица старухи можно было судить о ее недобром и крутом нраве.
– Вас не было несколько дней. Я уже подумала, не случилось ли чего-нибудь, – сказала Сино.
– А я как раз сегодня собиралась к вам. Куда мне сесть?
– Проходите сюда!
– А гости сегодня в доме есть? – спросила Тиё.
– Одна компания приехала, – ответила хозяйка.
– Вот как! – Тиё опустила руки на свои круглые колени и, глядя перед собой, замигала ничего не видящими глазами.
Отоки приготовила чай.
– Пожалуйста, Ямада-сан, вот вам чай, – сказала она и передала чашку в руки слепой.
Тиё осторожно взяла чашку и заговорила:
– Вчера дул такой сильный ветер, что, наверное, все листья облетели. А когда облетают листья, значит, скоро выпадет снег.
– В этом году во многих дачах остались зимовать, – вставила Отоки.
– Да, на даче Аои, и у Кацуяма, и у вас, и у меня… – перечисляла Тиё. – Летом из-за густой листвы не видно и домов, но, когда листья опадают, все дома как на ладони. Раньше здесь было четырнадцать дач, но после войны две сгорели. Сейчас их стало двенадцать. А зимой больше половины пустует…
Тиё говорила так уверенно, будто видела все собственными глазами.
Сино смотрела на ее грубое, обветренное лицо.
– Когда выпадет снег, здесь и прохожих-то не будет. Что вы тогда будете делать, Ямада- сан? Сейчас вы и на дорогу выйти можете и…
– Да я уж и сама думала, что буду делать? А что может сделать одинокая ослепшая старуха?…
Отоки, складывая белье, выстиранное Мицуко, спросила:
– А старик больше к вам не приедет?
