гипномагов, только потому что они интриганы? С кем-то из нас вы все-таки смогли столковаться…
Гейрин с кривой усмешкой откинулся на спинку кресла.
— Я позову слуг, они покажут тебе комнаты, где ты можешь переночевать. Завтра ты можешь уехать.
— Постой, мне казалось, ты обещал мне долгий рассказ. К тому же, кого вы опасаетесь? На те неполные две тысячи колдунов остались только два гипномага — я и Игниферос. Конечно, если не считать тех, кто давным-давно покинул Закатную обитель.
— Завтра ты должен уехать, Тэрсел, — отрезал Гейнир.
— Меня не устраивает, что я не получил ответов, — заметил я.
У меня был большой соблазн узнать все без ведома охранника, и он видимо это понял.
— Моя голова — не орех, чтобы вскрывать его и добывать содержимое, — процедил он сквозь зубы.
— Но запретить ты мне не можешь.
Гейнир вцепился от ярости в ручки кресла. Я с трудом удержал от того, чтобы сказать ему, что он бы даже ничего не почувствовал и не вспомнил. Стоило мне перейти это черту, и я нажил бы еще одного смертельного врага.
— Но я не буду этого делать. Ты не прав — гипномагия мне не просто не нравится. Я ее ненавижу…
Я поднялся. Следом, размяв лапы, поднялся Шэд. Гейнир позвал слуг.
— Ваши оборотни тоже едят траву? — спросил я на последок.
— Не все. Если конь превращен нами в хищного зверя, в нем преобладает его лошадиная сущность. Если наоборот, то сущность хищника. Однако все они одинаково агрессивны, так что не думай, что если Шэдоу изначально являлся конем, поэтому он так покладисто себя ведет.
Я миг переваривал услышанное.
— Вы превращаете их в оборотней? Я думал…
Гейрин рассмеялся.
— Высшая материальная магия.
— Проклятье, мне хотелось бы здесь задержаться…
— Нет.
— Ладно, загляну к тебе на обратном пути. Может, ты станешь немного разговорчивее.
— Ты все-таки хочешь взглянуть на Рубеж? — Гейнир нахмурился. — Он того не стоит — всего лишь портал в следующий мир, который уже не принадлежит нам. Запомни, если ты пересечешь его, ты не сможешь вернуться.
— Почему?
— Мы уничтожаем тех, кто проникает оттуда.
— Даже если бы вернулись маги Закатной обители, ушедшие туда?
— Я уже упоминал причину. Нам незачем рисковать.
— Я это учту.
Слуги проводили меня в комнату для гостей в этом же доме. Я принял ванну и, добравшись до постели, тут же уснул, поручив Шэду охранять меня. Всю ночь он просидел подле кровати, не смыкая глаз, и все следующее утро широко зевал, показывая свои внушительные клыки.
Гейнир составил мне молчаливую компанию за завтраком. Мы вышли из дома. И в этот миг у нас заходила земля под ногами, а откуда-то донесся отдаленный грохот. Мы подняли взоры, и где-то далеко за зелеными холмами и желтыми скалами увидели высившийся черный конус вулкана. Вверх из его жерла выбрасывался ввысь красно-рыжий огонь, потоки лавы прочертили кровавые морщинки на его темном теле. А тучи пепла перемешивались с зелеными облаками в желтом с красными отсветами небе. Вырвавшиеся из пепельных туч сети молний добавили к этой невообразимой палитре лиловые и голубые краски. От представшего зрелища я едва не позабыл о Гейнире — мне захотелось достать альбом и карандаши и запечатлеть эту захватывающую дух картину. В себя меня привело прикосновение к плечу.
— Тебе пора, — оторвал меня от созерцания мощи стихии охранник.
— И часто у вас такое бывает?
— Мы уже привыкли, — темные глаза Гейнира вдруг засветились насмешкой. — Я понял, почему ты отказался от огненной плети — ты сам боишься огня!
— Просто не люблю, — я передернул плечами.
Гейнир раскрыл портал. За ним раскинулась степная равнина.
— Как я уж говорил, дальше лежат одни пустыни. Люди там есть, живут в редких оазисах. Я предупредил наших охранников о тебе. Они тебя не побеспокоят. Но те, что находятся на Рубеже, проследят, чтобы ты не переступил запретной черты.
— Спасибо, я и сам умею считать.
Я с Шэдом шагнул в портал, и он тут же закрылся за нами. Я с досады пнул песок. Если бы я смог перешагнуть через себя, то узнал бы очень многое.
— Ладно, еще успею, — успокоил я сам себя.
Глава 3. Заточенный в башне
За моей спиной закрылся портал. Я с досады пнул песок. Если бы я смог перешагнуть через себя, то узнал бы очень многое у Гейнира.
Ладно, еще успею, — успокоил я сам себя.
А Шэд потянул носом сухой, еще полный тепла воздух и зевнул, показав свои внушительные клыки. Вокруг нас лежала залитая маревом уходящего дня вечерняя степь, на белесую потрескавшуюся землю которой наступала охряными волнами барханов пустыня. Стелились по земле кустики ломких засохших растений, пожухлые травы, а ветер поднимал пыльные облачка. Солнце валилось за горизонт прямо перед нами, как раз на границе степи и барханов. Где-то впереди, чуть левее светила вырисовывались темные контуры небольшого поселения.
Шэд, — я потрепал зверя.
Он потянулся, встряхнулся, и я вскочил на него. Обходиться без седла и поводьев все еще было непривычно, но Шэд ощущал и понимал любое мое движение. Мы неспешно направились к поселению. Это оказался небольшой городок, окруженный облепленной глиной изгородью. У ворот стоял полусонный пожилой охранник, который, увидев нас, встрепенулся и направил в мою сторону копье. Шэд чуть напрягся, но я успокаивающе похлопал его по шее. Охранник что-то произнес. Наречие, к моему удивлению, оказалось схоже с языком Бинаина, и я смог ему ответить.
— Я всего лишь путешественник, — заверил я его. — У вас можно остановиться на ночлег?
Он внимательно оглядел меня.
— У тебя есть, чем платить? Одет ты неплохо, но странно, что на твоем скакуне нет ни упряжи, ни седла.
Я бросил ему мелкую серебренную монету, которую он очень проворно поймал.
— Оставь себе.
Он посторонился, и я въехал в городок. Дома выглядели ничуть не лучше городской стены — глинобитные, низкие, с узкими крошечными темными окошками; вместо черепицы, крыши домов покрывала солома. По пыльным пустынным улицам ветер гонял сбившиеся в кучку сухие травинки и мелкий мусор. Улица привела прямиком к небольшому постоялому двору, похоже, единственному в городе. Я минул дверь с низкой притолокой и оказался в полутемном трапезном зале, освещаемом лишь четырьмя маслянными фонарями, расставленными по углам. За столом сидела только пара людей, похожих на купцов, а ко мне шагнул хозяин, здоровенный мужчина с грубыми чертами лица, но глаза у него были честные, и в них даже светилось простодушие.
— У вас есть свободные комнаты? — спросил я.
— Сколько угодно, господин, — отозвался он. — Только вряд ли вы пожелаете оставаться там.
